Но Криса никто не слушал — Зоя Грин все болтала и болтала про гороскопы и про Стрельцов, громко и долго, и к тому же еще и слюной брызгала. Она носит прическу из двух кичек — по одной над каждым ухом — и длинную развевающуюся юбку с лоскутным жакетом, все сильно засаленное. Она единственная из миссис Ктототам, которая и правда похожа на сумасшедшую. Я несколько раз пыталась втолковать ей, что родилась не в ноябре, но она впала в экстаз — из нее безудержно сыпались управляющие планеты и фазы перехода — и не слышала меня.

— Она мой драгоценный друг! — сказала мне тетушка Мария.

А Филлис Ктототам нагнулась к нам и прошептала:

— Душенька, мы ее очень, очень любим! Она, конечно, изменилась с тех пор, как ее сын… ну, об этом мы говорить не будем. Но она весьма уважаемый член общества Кренбери.

Они имели в виду, что мне положено закрыть рот и дать 3. Г. выговориться. Я посмотрела на Криса, а он посмотрел на меня, а потом завел глаза к потолку. Он хотел сказать — ненормальная. Потом я сидела и слушала и думала о том, почему же у меня до сих пор не вышло поговорить с Крисом, если мне так интересно узнать про призрака.

Потом мама принесла торт. Крис посмотрел тетушке Марии прямо в глаза и поднялся, чтобы обнести тортом гостей.

Тетушка Мария — тихо и обреченно — произнесла:

— Он его уронит.

Если это и не стало для Криса последней каплей, доконало его то, что Зоя Грин подалась вперед и уставилась на кусок торта, который он хотел ей передать.

— Фто это там? Надеюфь, там нет нифево, на фто у меня авейгия?

— Не знаю, не знаю, — ответил Крис. — Вон те штучки, похожие на изюм, на самом деле кроличьи какашки, так что если у вас аллергия на кроличьи какашки, лучше не ешьте.

Все, в том числе Зоя Грин, вытаращились на него, а потом стали делать вид, будто он этого не говорил. Но Крис схватил чашку с чаем и протянул Зое Грин и ее.

— Конской мочи не желаете?

Все разом застрекотали о чем-то другом, и посреди этого стрекотания мама сказала:

— Кристиан, я тебя…

К несчастью, я в это время отхлебнула чаю. И поперхнулась, и пришлось выбежать в кухню — прокашляться над раковиной. Сквозь кашель я снова услышала голос Криса. Очень громкий.

— Точно-точно. Притворяйтесь, будто я ничего не говорил! А еще можно сказать: «У него же переходный возраст и к тому же травма, ведь его отец свалился с Кренберийского утеса!» Да, свалился! Плюх!

А потом за ним захлопнулась дверь.

Скандал. Это был полный кошмар. У тетушки Марии сделался истерический припадок, и она визжала. Зоя Грин ухала совой. Я слышала, как мама плачет. Это был такой ужас, что я осталась сидеть в кухне. И дальше тоже был ужас.

Я стала громко кашлять и двинулась к входной двери, думая сбежать, как Крис, но дверь распахнулась, и в дом промаршировала Элейн — естественно, в черном макинтоше.

— Мне надо поговорить с твоим братцем, — сказала она. — Где он?

А у меня в голове вертелась только одна мысль: неужели между ее домом и тетушкиным налажена радиосвязь. Иначе откуда бы она узнала? То есть она могла услышать крики, но откуда она узнала, что все именно из-за Криса?!

Я смотрела ей в ясное суровое лицо. Глаза у нее жуткие, фанатичные — и не захочешь, а заметишь.

— Не знаю, — выдавила я. — Наверное, ушел куда-то.

— Тогда я пойду разыщу его, — сказала Элейн. И вышла за дверь, бросив через плечо: — Если я его не найду, передай ему от меня: чем выше заносишься, тем ниже падать. Правда. Я серьезно.

Зря она сказала про «ниже падать». Подобрала бы лучше другие слова.

Когда крик утих, я вернулась в столовую.