Он посмотрел на своего крепыша водилу, у которого лицо в двух местах было заклеено пластырем.

– Ваха, не грусти, брат… – сказал он, перейдя на чеченский. – Я знаю, что ты переживаешь из за того, что не можешь сам перерезать горло тому русскому… Так вот, брат: пусть эти свиньи сами друг другу глотки режут… Какая разница, чьими руками Всемогущий вершит свое правосудие?

– Инш алла…

Голубев беспокойно заворочался за заднем сиденье джипа.

– Что, Вадим? – обернулся к нему Султыбеков, который, впрочем, еще года три назад носил совсем другую фамилию (пришлось слегка сменить личину, включая почти легальный процесс получения общегражданского и загранпаспортов, оформленных на его новую фамилию). – Да расслабься, брат, расслабься… Все под ка антролем, все у нас па алучится!

– А если Жорж не захочет расстаться со своим перстнем, который ему перепродал?

Голубев, скорее по привычке, нежели по необходимости, не стал называть вслух имя оч чень крупного деятеля из правительства, от которого, как ему было доподлинно известно, что перстень с рубином перешел к молодому, но прыткому, надо сказать, банкиру (правда, детали самой сделки Вадиму Анатольевичу в точности известны не были). Он предполагал, что Жорж, за которым стоят какие то неизвестные ему лица, ведет нынче какую то собственную игру. И ругал себя последними словами за то, что не сумел разглядеть в нем ранее молодого, но опасного, зубастого волка.

– Захочет, – убежденно сказал Султыбеков. – Не за хочэ ет, за аставим!

– Или укра адем! – сказал чуток оживившийся Ваха.

– Да, хорошо сказано, – усмехнулся в темноте Султыбеков. – Как гласит народная пословица, "кто украл яйцо, тот украдет и курицу…"

– Пойдем те, что ли, на воздух?! – сказал заметно нервничающий Голубев. – Заколебался я уже сидеть в машине.

На тихой антибской улочке, шагах всего в сорока от перекрестка, с которого, повернув, можно было въехать на паркинг перед отелем "Мэридин", в ночной тишине раздалась серия приглушенных хлопков.

Кондор, выросший перед джипом, возле которого стояли трое мужчин, словно из под земли, завалил двумя выстрелами, сделанными практически в упор, Султыбекова. Практически весь остаток обоймы пришлось потратить на его гиганта телохранителя…

– А мне говорили, Вадим Анатольевич, что вы в плену, – пробормотал Андрей, вкалывая тому в предплечье – прямо через ткань одежды – содержимое шприц ампулы. – Надо же, в Антибе всплыл?! Ну ничего, ничего, мои коллеги позаботятся, чтобы вас в конце концов доставили прямиком на Родину.

Подкатил "резерв" на своей арендованной машине; быстро сунули теряющего на глазах сознание заложника на заднее сиденье; сотрудник сел за руль и повез их новую жертву, у которой Кондор предусмотрительно снял с пальца его перстень, в указанное ему место.

Едва Андрей загрузил двух чеченов в салон джипа, на заднее сиденье, изо всех сил при этом стараясь не перепачкаться в их крови, как к перекрестку вдруг по главной дороге подкатила патрульная машина местной полиции.

У Андрея в эти критические мгновения волосы на голове буквально встали дыбом. Но "ажаны" повернули не к нему, в переулок, где он сидел в чужой машине, с двумя еще не остывшими трупами в салоне, а в другую сторону, в объезд отеля.

В салоне элегантной яхты царили необычные запахи – парной крови и прогоревших пороховых газов.

Мокрушин предусмотрительно выстелил дно катера куском брезента, в который они и завернули только что доставленные Кондором на ночной причал трупы.