|
Но многочисленные, кропотливо выстраиваемые им планы неизбежно рассыпались прахом: абсолютная изначальная убежденность, что их отношения быстро дойдут до благополучного логического конца, таяла на глазах. Кейси играла с ним, как жестокая кошка с неразумным мышонком. Она с садист–ским наслаждением позволяла ему маленькие постепенно нараставшие вольности, сознательно распаляла, доводила до беспамятства, но едва лишь он переходил какую-то одной лишь ей понятную границу, мгновенно прекращала игру, деревенела и безучастно-категоричным тоном требовала, чтобы он остановился, «немедленно прекратил». Она заставляла пылающего Ларри прикасаться к ней: просила поправить на спине бретельку открытого платья, помассировать ушибленное плечо (можно даже поцеловать!) или вытащить из волос запутавшуюся там пушинку. Однако, когда затем он пытался заключить ее в объятия, она издавала гневное мычание, отпихивала его от себя и недовольно поджимала тонкие губы. А через пару минут вновь принималась улыбаться, небрежно трепала его по волосам, гладила его руку и воркующе выпевала:
– Не надо торопиться, мой мальчик… Ну куда ты так торопишься?.. Ларри сходил с ума, однако добровольно длил и длил эту пытку. Он покорялся ей во всем – даже согласился, чтобы эти мучительные игрища протекали в его машине или на лоне окружающей их дивной природы. В первые же дни знакомства Кейси заявила: Ларри на сто шагов не должен приближаться к ее дому, она порядочная женщина и не хочет, чтобы соседи донесли о ее похождениях мужу, когда он вернется. Деятельность супруга была связана с туристическим бизнесом, и он до сентября отбыл на северо-западные территории – край арктической экзотики в этот период манил сотни любителей экстремального отдыха. Ларри подчинился. На приглашение наведаться в его усадьбу Кейси ответила резким отказом, а уговаривать ее остановиться на часок в какой-нибудь придорожной гостинице Ларри не смел. Ехать с ним в город, посещать театры и рестораны Кейси также не хотела – ее постоянно преследовал панический страх, что их увидят знакомые или коллеги мужа. Она предпочитала просто выезжать на длительные прогулки, без умолку нести всякую околесицу, пересказывать журнальные сплетни, заливисто смеяться, обмахивать лицо шляпкой, звенеть браслетами, а истерзанному Ларри оставалось лишь пытаться в точности исполнять ее капризы и засыпать подарками в надежде на мизерное проявление хоть каких-то ответных чувств. Он преподнес ей прелестный раздвижной ящичек для швейных принадлежностей – эта инкрустированная перламутром антикварная вещь стоила немалых денег, но Кейси, не оценив истинной стоимости подарка, восприняла его довольно скептически. За ящичком последовала столь же старинная пурпурная фарфоровая вазочка в стиле барокко, затем массивный аметистовый кулон в форме сердца, затем баснословно дорогие жемчужные серьги, практически разорившие Ларри. Крупные каплевидные подвески-жемчужины с чуть розоватым отливом немного растопили холодность Кейси. Раскрасневшись от удовольствия, она немедленно вставила серьги в уши и принялась кружиться по крохотной полянке, на которой получила дивное украшение. Честно говоря, оно предназначалось не для пикников в лесу, а разве что для раутов высшей категории – но туда Кейси вряд ли довелось бы попасть. Неожиданно она спо–ткнулась, ойкнула, посмотрела вниз и ахнула: – Господи, я забыла надеть туфли! Я же вышла из дома в тапочках! Неужели это первые признаки склероза? Фу, какой стыд… Слегка задыхаясь, она подошла к машине, дверцы которой были открыты, уселась боком на заднее сиденье и игриво посмотрела на стоящего неподалеку Ларри. – Скажи, что эти хорошенькие тапочки идут мне не меньше, чем самые красивые туфельки в мире. Скажешь? Приблизившись, Ларри сел около ее ног, склонился почти до самой земли, потерся щекой о воздушный помпон из перьев на бирюзовой узконосой тапочке, а затем поцеловал косточку на запыленной щиколотке. |
