Со своим ассистентом, который работал терапевтом здесь же, в «зверинце», они смотрели запись оперативной съёмки. Того инцидента в карцере.

— Ничего не понимаю, — признал Арванте — высокий, седовласый, с длинным орлиным носом. — Она порвала ремни, чуть не разорвала этому типу лицо. Кто–то врёт. Или мои глаза, или запись.

— Там было восемь человек, — возразил ассистент. — Они подтверждают. Всё это было. Своротила челюсть охраннику — да, вот этому. Легонько так шлёпнула — и своротила. Говорят, её было трудно удержать.

— Я чинил её горло, — Арванте вернулся к пиву. — Она захлебнулась бы, если бы попыталась встать. Понимаешь? В лёгких и так было полно крови.

— Я понимаю, — ассистент выключил воспроизведение. — Но их было восемь человек. Что, им всем почудилось?

— «Было»?

— Тот, на которого она напала, вроде бы, умер. Сегодня утром. Возможно, ему повезло — ему светила каторга.

— Дела, — Арванте встал. — Я не нашёл данных её обследования. Полного. Только общий осмотр.

— Никто не проводил, — подтвердил ассистент. — Да и зачем?

— Надо провести. Мне тут намекнули, что выйти отсюда она должна живой и здоровой. Директор, похоже, её до смерти боится.

— Так это же в центр везти, — скривился ассистент. — Это действительно нужно?

— Нужно. Спросят–то с нас.

— Доброе утро, — первое, что увидела эль–Неренн, открыв глаза, была дежурная по этажу. — Хорошо выглядишь, девочка.

Эль–Неренн с трудом уселась. Сжала зубы — заболело горло. Но боль была намного слабее, чем… когда она заснула? Вчера? Позавчера?

— Спасибо, — она не в своей комнате. Что–то, куда более роскошное. Да, говорили, есть здесь такие комнаты — для тех «клиентов», что располагают деньгами. Интересно, это тоже — за счёт учреждения?

— Какое сегодня число?

— Двадцатое. Двадцатое Вассео тысяча двести пятого года, — охранница улыбалась. — Помочь тебе или сама оденешься?

— Сама, — охранница кивнула, вышла в коридор, прикрыла за собой дверь. Ноги плохо держали; одеться удалось не сразу. Эль–Неренн поспешно уселась на кровать — силёнок пока маловато. Долго же она спала. Двадцатое… почти двое суток?

Одеться и умыться было нелегко, но она справилась. Два подвига, за одно утро.

— Сейчас будет завтрак, — дежурная поддерживала её под локоть. — После обеда тебя отвезут на медосмотр.

— Ненавижу медосмотры, — эль–Неренн качнулась, охранница поймала её за локоть.

— Ничего страшного, поверь. Прокатимся в столицу и обратно. Поговорим, если захочешь.

— Вас разжаловали в сиделки? — усмехнулась эль–Неренн.

Дежурная рассмеялась. Хрипло, неприятно.

— Нет, я сама попросила.

— Но почему?

Женщина придвинулась поближе, присела. Перестала улыбаться. Запрокинула голову — указала на два едва заметных шрама, по обе стороны горла, у самой шеи.

— Ты сумела сбежать от Старухи, — женщина взяла эль–Неренн за руку, пристально смотрела ей в глаза. — Оставила её с носом. Я — не сумела.

Эль–Неренн ощутила холодок, проползающий по спине.

— Я поклялась, что отпраздную тот день, когда она заплатит за всё, — дежурная усмехнулась, поднялась на ноги. — Можешь звать меня Хольте. Похоже, сегодня тот самый день. Впрочем, можно отпраздновать позже. Я хотела увидеть тебя, своими глазами.

Эль–Неренн вспомнила слова Виккера.