– И все‑таки оба привели к одному результату.

Стив. Имя пробудило смутное воспоминание. Она встречала его раньше, ноне могла вспомнить, где и когда. Стив Холлоуэй. Она рылась в памяти, но безрезультатно.

– Когда Стив выбросился во мрак, и для его матери, и для меня произошла неожиданная катастрофа, – сказал Кристиан Холлоуэй. – Даже его отчим, который вообще‑то ненавидел Стива, сильно скорбел на похоронах. Самоубийство пробуждает особое чувство вины. Все считают, что обязаны были предвидеть катастрофу и сделать все необходимое, чтобы предотвратить ее.

– У вас не было ни малейших предчувствий?

– Все, кто знал его, были в шоке, отказывались верить, что это правда.

– Я ищу следы. Что‑то, может быть, едва заметное. Знак. Божий знак, наверно, сказала бы я, если бы верила в Бога. Тоненькую ниточку, которая даст мне надежду на объяснение.

– Любимцы богов умирают молодыми. Может, Хенрик один из них?

– Я неверующая. Хенрик тоже был неверующим.

– Это слово мудрости, не религиозная вера.

– Вы не замечали в своем сыне ничего, что предвещало его смерть?

– Смерть Стива явилась полной неожиданностью. Хуже всего то, что, по‑моему, она была столь же неожиданной для него самого. После его смерти я пытался выяснить, почему молодые люди кончают с собой. Одно из распространенных недоразумений состоит в том, что большинство самоубийц оставляют потомкам объяснения. Чаще всего они не оставляют ничего. Только окончательную катастрофу.

– Что побудило Стива поступить так?

– Его унизили до глубины души – хуже не бывает. Знай я об этом, то, возможно, сумел бы помочь ему. Но никто не знал – ни я, ни его мать, ни его друзья.

Луиза почувствовала, что Кристиан Холлоуэй намерен закончить разговор о своем сыне и его смерти.

– Я надеялась, вы мне поможете.

– Я не знаю как. В жизни можно поставить себе в заслугу только одно – собственную волю и выполняемую работу. Что до СПИДа, то мы делаем слишком мало. Ресурсов, чтобы уменьшить страдания и побороть эпидемию, всегда будет недостаточно. Хенрика привело сюда желание сделать все, что в его силах. А что повергло его в его глубокое отчаяние, я ответить не могу.

Хенрик не был в отчаянии. Он надел пижаму не от скорби, он не опустошил пузырек с таблетками. По‑моему, ты говоришь не все, что знаешь.

Ее мысли приняли другой оборот: может, все было по‑другому. Может, Кристиан Холлоуэй знал не больше того, что рассказал, и хотел выяснить что‑то через нее, из ее вопросов?

Вопросы задают о том, чего не знают. О том, что знают, вопросов не задают.

Луизе не хотелось оставаться в этом доме. Кристиан Холлоуэй, у которого стены имели глаза и уши, пугал ее. Она встала.

– Не буду больше вам мешать.

– Мне очень жаль, что я не сумел вам помочь.

Он проводил ее под палящим солнцем к машине.

– Езжайте осторожно. Пейте побольше воды. Вы возвращаетесь в Мапуту?

– Возможно, останусь до утра.

– Прибрежная гостиница в Шаи‑Шаи без изысков, но там по большей части чисто. Не оставляйте в номере никаких ценностей. Не прячьте ничего под матрас.

– Меня один раз уже ограбили в Мапуту. Теперь я начеку. Первое, что мне пришлось раздобыть – глаза на затылке.

– Вы пострадали?

– Я отдала им то, что они требовали.

– Страна бедная. Грабят и воруют, чтобы выжить. В их положении мы бы поступали так же.

Луиза, пожав ему руку, села за руль. Черная собака по‑прежнему лежала в тени.