Изменить размер шрифта - +
Кроме того, забирая газеты, он нашел на дороге дохлую собаку.

– Что произошло?

– На нее вроде никто не наехал. Кто‑то прострелил ей голову и выбросил на дорогу.

– Собака знакомая?

– Нет. Нездешняя. Но как же можно так ненавидеть собаку?

 

После телефонного разговора Луиза осталась в постели. Как же можно так ненавидеть собаку? Она размышляла о том, что рассказал Нунью да Силва. Неужели он прав и причиной чудовищной эпидемии СПИДа был заговор, имевший целью уничтожить всех людей на африканском континенте? И Хенрик тоже попал в эту ловушку? Мысль показалась ей безумной. Хенрик тоже не мог так думать. Он никогда бы не стал приверженцем теории заговоров, не проверив ее самым тщательным образом.

 

Завернувшись в простыню, Луиза села на кровати. От кондиционера она так замерзла, что по коже пошли мурашки.

Что это за след, на который Нунью якобы натолкнулся у Хенрика? След внутри его. Что за тетиву натянул Хенрик? Куда целился? Она не знала, но чувствовала, что к чему‑то приближается.

 

Она громко чертыхнулась. Потом встала, долго стояла под холодным душем, собрала чемодан и оплатила счет. И тут появился Хоканссон.

– Мне пришло в голову, что, родись я мальчиком, отец наверняка бы назвал меня Ларсом.

– Прекрасное имя. Легко произносится на всех языках, кроме разве что китайского. Ларс Херман Улоф Хоканссон. Ларс – в честь деда по отцу. Херман в честь деда по матери, морского офицера, а Улоф – в честь короля. Я путешествую по жизни с моими ангелами‑хранителями.

Но Лусинду ты звал Жульетой. Зачем тебе приспичило менять ей имя?

Луиза попросила его написать свой адрес и оставила записку у портье, сказав, что нужно передать ее девушке по имени Лусинда, когда она придет и будет искать ее.

Ларс Хоканссон стоял в сторонке, погруженный в свои мысли. Луиза говорила тихо, чтобы он не слышал.

 

Его квартира находилась на улице Каунда. Дипломатический квартал, вокруг национальные флаги. Виллы, окруженные каменными стенами, охрана в форме, лающие собаки. Они вошли в железную калитку, садовник взял Луизины вещи, хотя она настаивала, что понесет их сама.

– Дом построен португальским врачом, – объяснил Ларс Хоканссон, – в тысяча девятьсот семьдесят четвертом; когда португальцы наконец поняли, что черные скоро освободятся, он сбежал. Бросил в порту яхту и пианино, сгнившее на набережной, поскольку его так и не погрузили на корабль, отплывший в Лиссабон. Государство объявило пустые дома своей собственностью. И теперь дом арендует шведское посольство, налогоплательщики платят за меня аренду.

 

Дом стоял в саду, на заднем дворе росло несколько высоких деревьев. Овчарка на цепи настороженно смотрела на Луизу. В доме работали две служанки – старая и молодая.

– Граса, – представил Ларс старую служанку. – Она убирает дом, хотя, конечно, старовата для этого. Но уходить не хочет. Вообще‑то я – девятнадцатая шведская семья, в которой она работает.

Граса, крепко ухватившись за чемоданы, потащила их вверх по лестнице. Луиза с ужасом смотрела на ее изможденное тело.

– Селина, – сказал Ларс Хоканссон. Луиза поздоровалась с молодой служанкой. – Девушка сообразительная и прилично готовит. Если тебе что понадобится, обращайся к ней. Днем здесь всегда кто‑нибудь есть. Я прихожу домой очень поздно. Если проголодаешься, Селина тебя накормит. Она покажет тебе твою комнату.

 

Он был уже в дверях, когда Луиза остановила его:

– Комната та самая, где жил Хенрик?

– Мне казалось, что именно этого ты и хотела. Если я ошибся, можешь занять другую. Дом огромный. По слухам, у доктора Са Пинту была большая семья. У всех детей были отдельные комнаты.

– Мне просто хотелось знать.

Быстрый переход