Итак, это был Тодрилл. А мог бы быть О'Мара. Это было то, что Тодрилл хотел сделать с О'Марой. Но этого не произошло, потому что О'Мара был удачлив и по многим другим причинам. Гелвада начал вспоминать истории, которые он слышал об О'Маре. Большинство из них были правдивыми. О'Маре только не случалось быть убитым. Он бывал почти убитым, приходилось подвергаться нападениям, бывать избитым и его даже пытали. Он испытал все, кроме смерти. О'Мара остался жив после всего этого потому, что, по мнению Гелвады, был очень умен. А в тех случаях, когда природный ум бывает бессилен, на помощь приходил верный компаньон ума — удача.

Гелвада вспомнил середину войны, когда он действовал в Лиссабоне, сначала с Кейном, затем с Майклом Келси — одним из самых способных агентов. Гелвада слышал много рассказов в то время об О'Маре. Он был легендой среди англичан, тайно боровшихся против нацистской угрозы, которая распространялась почти открыто в этой части мира. Он вспомнил, как О'Маре дали снотворного, избитого заперли в водонепроницаемом подвале и включили воду. Девяносто девять человек из сотни погибли бы, но не О'Мара. Пришел сто первый шанс. Загорелся соседний дом. Пожарники с гидрантами искали утечку воды и обнаружили О'Мару без сознания, всего под водой, кроме кончика носа. Это была та удача, которая всегда была с О'Марой.

И было еще одно: беспристрастность в сочетании со стальными нервами, хитрым изворотливым умом и интуицией, которая срабатывала тогда, когда уже ничего не работало. Кто-то однажды сказал об О'Маре, что он обладает храбростью льва, хитростью змеи и интуицией женщины.

Гелвада усмехнулся. Он подумал, что это великолепное сочетание. Оно должно сработать.

Он взглянул на светящийся циферблат часов. Было двадцать минут второго, и пора было приступать к работе.

Он снял пиджак, одел резиновые хирургические перчатки и приступил к неприятной работе. Пяти минут было достаточно, чтобы убедиться, что О'Мара был прав. Ничего существенного обнаружить не удалось. Зажигалка, портсигар и авторучка — все разбитое в результате падения, пачка окровавленных стофранковых и пятисотфранковых банкнот.

Гелвада сунул пальцы в верхний карман жилета под испачканным пиджаком, в карман которого О'Мара положил записку о самоубийстве. Записки не было, карман был пуст.

Гелвада выпрямился, снял перчатки, вывернул их и положил в карман пиджака. Одел пиджак и встал, глядя на тело.

Итак, одно уже случилось. То, чего опасались. Это небольшое происшествие разрушило все замыслы и расчеты. Кто-то был настолько заинтересован в покойном Тодрилле, что даже обыскал его тело — весьма неприятное занятие — и забрал записку. И что могло быть за всем этим?

Только одно. Тот, кто обыскал труп, не хотел, чтобы смерть Тодрилла посчитали самоубийством.

«Чрезвычайно неудобная личность», — подумал Гелвада. Мысль О'Мары была совершенно очевидной. Предсмертная записка на теле Тодрилла прикрыла бы множество грехов. Если бы тело было осмотрено полицией Сант-Лисса, приглашенной Понтенном, который должен был обнаружить его позднее вместе с Тангой, по плану О'Мары, — находка записки дала бы возможность полиции закрыть дело без дальнейшего расследования. Если бы они проявили рвение в расследовании и связались с Парижем для тщательной проверки личности предполагаемого Тодрилла, они послали бы в Центральное управление фотографию и удостоверение, которые Гелвада намеревался оставить на теле в старом конверте. Центральное управление лично бы узнало через Второй отдел, что погибший был не настоящим Тодриллом, действительно погибшим французским агентом. После этого полиция прекратила бы дело, не поверив, разумеется, в самоубийство, а посчитав, что Тодрилла убрали маки или одна из групп Сопротивления, знавших правду и ликвидировавших с конца войны уже многих предателей.