Это заблуждение — по крайней мере мистер Куэйл считал это заблуждением, — скорее, мешало ему в его довольно необычном деле — деле, которое было связано с жизнями многих людей, а частенько и с исчезновением с лица земли отдельных личностей.

Перед ним на столе лежали два списка имен — длинный и короткий. В длинном были представлены сотрудники организации Куэйла, погибшие и пропавшие во время войны. В коротком имена тех, кто «исчез» уже после войны.

Телефон на столе зазвонил. Он взял трубку. Нежный голосок произнес:

— Мистер Куэйл, на улице стоят четыре грузовика для мебели из транспортной конторы. Кажется, они думают, что мы собираемся переезжать.

— Они совершенно правы, Мира. Мы уезжаем. Передай ответственному за это сотруднику, чтобы они начали убирать помещения в пять тридцать. Грузовики должны быть загружены к шести. Затем они поедут на Голден-сквер и остановятся на западной стороне площади. Старший из транспортной конторы встретит их там с новыми водителями для каждой машины. Он получит инструкции.

— Понятно, мистер Куэйл, — ответила Мира.

— Где сейчас находится Эрнест Гелвада? — спросил Куэйл.

— Дома. Я звонила ему сегодня утром и сказала, что, возможно, позвоню еще.

— Велите ему быть здесь в четверть пятого, — сказал Куэйл и повесил трубку.

Он взял в руки длинный список. За именами он видел живые лица людей.

Вот Эверсли — молодой человек, любящий музыку. Эверсли оказался неудачником. Он проработал недолго. Нацисты взяли его в 1944. Но в каком-то смысле ему повезло: его сразу застрелили. И была миссис Гвендолайн Эрминз — пухленькая женщина с хорошей фигурой, прекрасно говорящая на немецком и очень похожая на типично немецкую женщину. Она была такой хорошенькой и нежной.

Куэйл слышал, что миссис Эрминз не удалось умереть легко и быстро. Немцы очень жестоко обошлись с ней. И была умная француженка Маурика. Ее схватили в Париже и провели через все пытки, и она сказала много — у каждого свой предел прочности, — в результате чего немцы вышли на Майклсона и Дюбора. Он также потерял их. Это были хорошие агенты.

Он вытащил зажигалку и поджег длинный список, наблюдая, как серый пепел оседает в стеклянной пепельнице. Вот и все. Куэйл вздохнул. Ему было очень жаль, что все эти люди — многие из них очень хорошие люди — должны были вот так закончить жизнь.

Затем он взял короткий список и внимательно прочитал. Сжег и его и бросил пепел в пепельницу. Короткий список нравился ему еще меньше. Если в длинном были отражены судьбы войны, то короткий был совершенно иной.

Мистер Куэйл задумался, что же ему делать со всем этим? Он мысленно начал выстраивать шахматное поле. Но шахматными фигурами были не короли и королевы, слоны, ладьи и пешки. Фигуры были живыми людьми со своими именами. Он выстраивал новую структуру для следующей игры, подбирая своих людей по памяти, прикидывая, что должно еще произойти вследствие того, что уже произошло.

Работая над различными теоретическими положениями, прокручивая новые комбинации идей, он всегда учитывал ситуацию, которая уже сложилась и которую не стоит доводить до критической точки. Ситуация, которая уже достигла этой критической точки, была та, в которой опустившийся пьяный Филиппе Гареннс занимался поиском прокола в автомобильной камере в маленьком и ветхом гараже в устье Сант-Брие.

Существовал еще один человек, который должен был действовать в маленькой шахматной партии, задуманной Куэйлом. Человек, который был достаточно умен и достаточно простодушен, чтобы действовать должным образом.