— Я рад, — сказал Гелвада, — потому что я могу провести с вами больше времени. Я рад этому особенно сегодня, — голос у него был грустный.

— А почему сегодня? — спросила она и схватила его за руку.

— Завтра я должен уехать. Рано утром. Я получил инструкции. Ожидаются кое-какие события. Я не знаю какие. Все это держится в секрете.

— Жаль, — сказала она, — и долго вас не будет, мой Эрнест?

Они пересекли маленькую площадь. Полная луна ярко светила, и вид был восхитительный. Старые заколоченные дома серебрились в лунном свете, представляя собой сказочную картину.

— Недолго. Три или четыре дня. Затем я вернусь, если, конечно, меня не пошлют куда-нибудь еще.

— Я очень огорчена. Жизнь безрадостна. Я тосковала по Жюлю. Мне казалось, что я никогда не приду в себя после этого удара. Затем в моей жизни появились вы. Желая убить вас при первой встрече, я обнаружила в вас потом такие качества, которые будили во мне все женское. Надеюсь, я не выгляжу чересчур нескромной… но я искренна.

— Любимая, — сказал Гелвада. Он думал, что было бы чертовски смешно, если бы О'Мара ошибся. Если бы он взял ложный след, подозревая Эрнестину. Гелвада, опыт которого в обращении с женщинами во всех частях мира был богат, склонен был полагать, что О'Мара ошибается. Он считал маловероятным, что Эрнестина была такой уж хорошей актрисой, если О'Мара был все же прав. Несмотря на то, что она действительно была актрисой по профессии. Ему казалось, что женщине труднее притворяться в личной жизни, когда ее профессией было притворяться на сцене.

Они прошли узкой улочкой на северной стороне площади. Шли медленно, ничего не говоря. Она, казалось, очень грустит, что он уезжает.

Они подошли к узкой тропинке, ведущей к ее дому. Гелвада споткнулся и упал, выставив вперед руки.

— Черт побери! Я перепачкался. Здесь такая грязь.

— Не переживайте, — засмеялась она. — У меня дома есть очень ароматное мыло. Вы сможете воспользоваться им. Когда вы будете возвращаться от меня, запах ваших рук будет напоминать вам Эрнестину.

Он сбоку взглянул на нее и улыбнулся.

— Надеюсь, у меня останется от вас кое-что получше, чтобы вспоминать, — сказал он с жаром.

Они подошли к ее дому. Она открыла дверь и вошла. Гелвада закрыл за собой дверь, в то время как она зажгла свет.

— Черт возьми, — сказал он, стоя в узком проходе и глядя на пол.

— А теперь что? — спросила Эрнестина. Гелвада наклонился и поднял пуговицу.

— Это он моего пиджака. Сначала я падаю в грязь, затем я теряю пуговицу. Какой-то неудачный день.

— Глупый! Я пришью вам ее.

— Вы милая девушка, Эрнестина. Вы мне очень нравитесь.

Она засмеялась и пошла в спальню. Гелвада открыл дверь гостиной и вошел туда. Там он зажег свет, затем спиртовку под кофейником. Эрнестина вернулась в комнату.

— Вот мой любимый кусочек мыла. Пользуйтесь им бережно. Пока вы будете умываться, я пришью вам пуговицу.

— Что бы я делал без вас? — сказал Гелвада. Он сбросил пиджак и протянул его ей. Затем взял мыло и вышел из комнаты. Проходя мимо, он полуобнял ее за талию.

Она села в кресло у камина, положила пиджак на колени. Посмотрев вниз, увидела на полу микрофотографию. Она встала, положила пиджак на стул и подняла фотографию. Затем поднесла ее к свету и долго рассматривала. Потом сунула карточку за вырез блузки.

Быстро пошла в спальню, почти тотчас же вышла и встала, прислонившись к стене в глубине комнаты напротив двери, держа руки за спиной.

Гелвада вошел в комнату, опуская рукава рубашки.