— Это так. Но почему я, со всей присущей мне скромностью, не могу сказать, что я — де Сарю? — Она гордо подняла голову. — Я тоже могу все.

— Вполне может быть, — сказал О'Мара, — но вы все же женщина.

Она засмеялась.

— Теперь вы становитесь несколько старомодным. И мне гораздо больше нравится, когда вы улыбаетесь.

— Нет причин для улыбок.

Он встал и начал ходить по комнате.

— Жаль, но у меня не было возможности попрощаться с Гелвадой, — сказала она. — Мне он очень понравился. Увижу ли я его еще?

— Надеюсь, увидите, Танга. Мне тоже очень нравится Эрнест. — Наступило молчание. Затем он сказал: — Позапрошлой ночью я ходил в дом, где жил Тодрилл. Он находится примерно в девяти милях от дороги Сант-Лисс — Гуарес. Думаю, что вы знаете дорогу. Я пошел туда в надежде что-нибудь найти. Но ничего не нашел, кроме двух книг в книжном шкафу. Одна из них была переводом пьес Шекспира на польский, сделанный неким Корсаком в 1840 году в Вильно. Я просмотрел книгу. Я хорошо знаю польский. И заинтересовался — и не просто заинтересовался — тем, что я посчитал плохим переводом.

— Как интересно! И что же это было?

— Это был перевод из «Ромео и Джульетты», — продолжал О'Мара:

В переводе Корсака эти строчки звучат следующим образом:

— Я думаю, — сказала Танга, — что перевод восхитительный. Чисто польский и романтический к тому же. Не так ли?

Он кивнул.

— Это то, что подумал и я. После того как я посмотрел книгу, в дом нагрянул Воланон. — Он засмеялся. — Папа Воланон с пистолетом. Он хотел убить меня. Кто-то сказал ему, что я нацист.

Она подняла брови.

— Интересно, кто бы это мог быть?

— Мне было тоже интересно. Кое-какие предположения у меня появились, но не было уверенности. Меня заинтересовало, как так получилось, что Воланон знал, что я нахожусь в доме Тодрилла в это время. А если же он этого не знал, то как он сам оказался здесь. Я решил спросить его. Но сначала мне пришлось отговорить его убивать меня. Он вернулся в свой гараж на велосипеде. Я пообещал ему встретиться.

В ту ночь, когда я вернулся на виллу, кто-то пытался стрелять в меня при въезде в ворота. Это был молодой боец маки по имени Дюпон, и было ясно, что его также навели на меня, как на нациста. Вы слышали, что сказал Ларю вчера вечером. Парень был слишком молод и восторжен. К несчастью для него. Сначала я подумал, что Воланон и Дюпон заподозрили меня потому, что Дезаре, помощник садовника, проболтался. Я думаю, он наболтал в кафе Нуво. Но даже если он сказал им, что Филиппе Гареннс из «Гаража Воланона» гостит на вилле, у них не было никаких оснований предполагать, что я нацист.

— Конечно, нет, — сказала она и улыбнулась ему ехидно. — Могла быть и другая причина. Я могла увидеть вас в гараже вдрызг пьяным и влюбиться в вас. Почему нет?

О'Мара засмеялся.

— Это было бы, конечно, прекрасной причиной. Меня же больше волновало то, как Воланону пришла в голову такая идея. И я пришел к выводу, что кто-то позвонил ему в гараж и сказал, что пьяница Филиппе Гареннс, работавший на него несколько месяцев, был нацистом. И что таким образом он прячется от французского правосудия, а исчез он сейчас потому, что французский агент Тодрилл напал на его след. Эта история подтверждается тем, что тело Тодрилла находят на дне ущелья вблизи тиссовой рощицы, где, как известно, часто бывал Гареннс. Поэтому Воланон берет пистолет и отправляется на поиски Гареннса.

— Логично, — сказала Танга. О'Мара кивнул.

— Вполне логично. Кое-как я смог уговорить Воланона не убивать меня.