|
Это редактор журнала «Голос Запада» Джек Фергюсон, которого в комиссию рекомендовал сам Гарри Мейер. Но они ничего не могли сделать. Машина заработала, и остановить ее мог только новый закон либо вето, запрет, который должен вынести тот же сенат. Отец обратился к своим коллегам-конгрессменам, но те были удивлены. «Сам пробивал дело, а теперь сам хочет утопить его! Сенат не детский сад и не может швыряться собственными решениями, от которых тут же должен отказываться!» Ему предложили составить обстоятельный доклад и выступить в сенате с речью. Но, как мы знаем, ему номе-шали. Комиссия имела свои рычаги в сенате, конгрессе, правительстве и спецслужбах. Отец составил доклад и сделал с него две копии. Одну он передал своему другу Фергюсону, вторую взял с собой, а оригинал оставил в сейфе. На пресс-конференции он собирался зачитать общую часть доклада.
Когда маме позвонили и сообщили о гибели отца, она не удивилась, она только спросила: «Портфель при нем?» Ей ответили, что никаких документов не нашли. Мама сообщила о случившемся Фергюсону и попросила его пустить слух, что будто мы отправились в аэропорт. Она взяла доклад отца из сейфа и спрятала его в надежном месте, потом мы собрали кое-какие вещи, сели в машину и уехали в Мексику. Нам это удалось только потому, что убийцы не сразу поняли, что в их руках находится копия. По ту сторону у нас нашлись надежные друзья, которые нас укрыли. Через три месяца мы узнали из газет, что умер Джек Фергюсон. Мы поняли, что его убили, но опять им в руки попала копия. Прошло время. Через три года я решил, что шум затих и я могу вернуться в Штаты. Цель была одна: достать из тайника доклад и довести его до адресата. Перед отъездом меня научили предосторожностям. Я прибыл в страну и несколько дней петлял по дорогам Калифорнии. Доклад я доставать не стал, а в соответствии с инструкцией купил билет на самолет до Вашингтона и отправился в аэропорт Лос-Анджелеса. Предосторожность помогла. Меня взяли агенты ФБР у самого трапа самолета, когда я уже решил возвращаться сам. Они поторопились. После обыска, когда я отказался отвечать на вопросы, они меня переправили сюда. Здесь от меня также ничего не добились. Не помогли и сильные психотропные препараты. Дело в том, что я не знаю, где находится тайник. Я знаю, где я могу найти указатель, который к тому же зашифрован. В одной из библиотек есть редкая книга. На определенной странице напечатана фраза, которая дает ключ к разгадке. Врачи пытались выбить из меня место, где спрятан доклад, но даже в полуобморочном состоянии я им ничего сказать не мог. Эти муки продолжались два года, потом они оставили меня в покое. Оклемался я не так давно. Стал нормально соображать, но руки и ноги действуют очень плохо. Они что-то сделали с моим позвоночником. Больше всего я боюсь того, что мать не выдержит и поедет за мной следом. Она не знает, что эти крысы никогда не успокоятся и будут поджидать ее. — Грустная история. Боб. Но грустнее всего то, что этот доклад уже устарел. Он может сыграть роль лишнего свидетеля, но не больше. Комиссия столько дел наворотила, что твоему отцу не могло и в дурном сне присниться. Тут требуется динамит. Бомба! Борьба с ними бесполезна, их нужно уничтожить. — Согласен. Но остается прекрасный пример. Почему бы предприимчивым политикам не воспользоваться им? Возникнут другие комиссии или организации. Свято место пусто не бывает. — Ладно. Рано лапки кверху задирать. — А ты уверен, Дэн, что сможешь выбраться отсюда? — Не знаю. Но я готов идти на любой риск. Кто-то хочет мне помочь. — А может быть, это провокация? — Бессмыслица. Убить меня и так можно. Они сделают еще одну попытку сломать меня, но вряд ли сами верят в успех своей затеи. Не по зубам орешек. — Как бы мне хотелось хоть одним глазком взглянуть на солнце. — Сколько тебе лет? — Двадцать три. |
