Воевода Ян, грузный, седой, прошёлся по гриднице, прислонился спиной к печи, чуть согрелся. Прикрыл глаза, задумался. За оконцем море Сурожское волнуется, перекатывает пресные воды в солёное Русское море, подмывает высокий тмутараканский берег. Ветер стучит в городские стены, от моря бревенчатые, от степи из ракушечника.

Из ракушечника хоромы воеводы и многие дома в Тмутаракани, бедной лесом. А камня ракушечника на той стороне, у Корчева, вдосталь. Зимой, по льду, его возили в Тмутаракань.

Виток за витком разматывается жизнь Яна. Молодым на Трубеже с печенежским богатырём сразился и одолел… Водил полки на печенегов и хазар. Уважал его князь Мстислав, но, Тмутаракань покидая, оставил здесь.

Грустно воеводе. Промчались годы. Скоро и час судный для него, Усмошвеца, наступит. Мудро сказано в Святом Писании: Господь создал человека из земли и опять возвращает его в неё…

Таков закон жизни, и не ропщи, человек, на её суетность. Одно и огорчает воеводу, что не положат его в киевской земле…

Безлюдно в гриднице. Пробежала девка-холопка, снова никого. Перегорали дрова. Вошёл челядинец, внёс поленья, с грохотом свалил у печи.

Ян вспомнил, как у них печь в избе топилась по-чёрному и он любил подбрасывать дрова и смотреть на огонь В углу стоял чан с сыромятными кожами, залить ми раствором, и оттого в избе висел зловонный дух. Отец заставлял Яна мять кожи, и к вечеру у него болели спина и руки. От тяжёлой физической работы Усмошвец обрёл такую силу, что одолел печенежского богатыря…

Заглянул старый дворский, позвал в трапезную. Есть не хотелось, но воевода любил порядок. Так уж повелось издавна. У Усмошвецев дважды к столу не звали, мать ещё горшок со щами на стол не поставит, а детишки уже с ложками…

Жизнь миновала, а он, Ян, так и остался без семьи.

Спроси, как то случилось, поди, и сам не ответит.

В трапезной ел один. Подсолонился балыком белужьим, заел кислыми щами, запил взваром из дички сушенных осенью лесных яблок и груш.

Стряпуха убрала со стола, а он всё сидел, распутывал виток за витком свою жизнь.

Пожалуй, самыми добрыми годами были те, когда Тмутаракани княжил Мстислав. Тогда Ян чувствовал смысл в каждом дне. И в том была истина. В Тмутаракани сходились торговые дороги. Приплывали гости из Царьграда, приходили караваны из Итиля. Не стало Хазарского каганата, и замер тмутараканский торг и причал. Закрыли лавки хазарские купцы, редко появлялись гости из Корсуни. Теперь вместо катапана Георгия Цуло сидит в Херсонесе наместник византийского базилевса, старый и хитрый евнух Александр.

Иногда заплывали в Тмутаракань купцы из Новгорода и Киева. Отсюда они пробирались до моря Хвалисского, а затем в страны Востока.

Случались в Тмутаракани гости из Чернигова, и тогда Ян звал их к себе, потчевал и расспрашивал о князе Мстиславе и Добронраве.

Несколько лет назад вернулись касоги, ходившие с Мстиславом добывать ему черниговское княжение. Многие из них теперь в дружине Яна Усмошвеца. От них воеводе известно о сражении Мстислава с Ярославом. Он осуждал братьев, зачем кровь пролили?

Кровь! Сколько же пролито её русичами? То варяги ходили на Русь, потом хазары, теперь печенеги. И сколько ещё будет врагов у Руси?

Ко всему княжеская усобица, щедрая на кровь. Видно, не хотят помнить завет Господень: «Кто прольёт кровь человеческую, того кровь прольётся рукою человека, ибо человек создан по образу Божию…»

Усмошвец подумал: если бы он шёл с Мстиславом к Чернигову, обнажил ли бы меч против киевлян? А может, убедил бы князей разойтись полюбовно, напомнив им завет великого князя Владимира: «Не ходите брат на брата».

Сгустились зимние сумерки, и холопка внесла свечи. Воевода попросил кваса.