Факелы горели на княжьем дворе и у ворот детинца, где несли стражу гридни. Небо стало светлеть, скоро рассвет. Увидев князя, подошёл Хазрет.

- Отчего рано пир покинул?

- К Марье ходил.

- Спасибо за память о Васильке.

- Помнишь его наказ мне, князь? У касогов обычай: жена погибшего друга - твоя жена, его дети - твои Дети.

- Хороший закон. А что Марьям?

Промолчал Хазрет, а Мстислав на иное речь перевёл.

- Бояре пили за князя черниговского и тмутараканского, а я какое лето в Тмутаракани не бывал. Годы эти Чернигову отдал. Будущим летом хочу побывать на Тамани, посмотреть, как Ян на воеводстве сидит.

- Возьмёшь ли меня с собой?

- Зачем спрашиваешь, там твоя родина. Твоя и Добронравы.

Мстислав не обременял смердов данью непомерной, в полюдье брал десятую часть от урожая, от пушнин, добытой в лесу, от бортей.

Черниговские смерды утверждали:

- Мстислав справедлив. Да что с нас и взять?

- Иной князь шкуру спустит без жалости.

В обже у Петра о Мстиславе речи не вели. После разговора с сестрой Пётр смирился. Когда князь появлялся в обже, перекинется с ним несколькими словами о хозяйстве а уедет, и будто нет Мстислава вовсе.

Неприятно Оксане, всё чаще овладевало ею желание уйти в монастырь. Трудом послушницы и молитвами получить прошение за свои грехи. Оксана считала свои мирские дела оконченными, племянников вырастила, уже похоронила, так и не вкусив радости и горечи семенной жизни. Мстислав? Но он не муж, а любовь к нему в келье забудется.

Мысль об уходе в монастырь она скрывала от Мстислава, да и наезжал он в обжу редко. Уедет князь в Тмутаракань, а она в монастырь удалится.

Незаметно подошёл праздник Ивана Купалы; весёлый, с большим гуляньем, ночным костром за городски ми стенами. Прыгали чрез огонь попарно. Костер взмётывал искры, парни и девчата водили хоровод, пела:

Плели венки, а в полночь отправились искать желтоголов и цветок иван-да-марью.

Хороший, щедрый праздник Ивана Купалы, от языческих времён сохранившийся.

Мстислав пришёл к костру с Добронравой, заразился весельем. Добронрава пошутила:

- Ты, князь, годы свои забыл.

- А я их видел? - И позвал Добронраву искать жар-цвет папоротника.

Но она отмахнулась: папоротник лесной нечистью окружён…

После Ивана Купалы наступил покос. Мстислав встречал его в обже. «Зажинки», святой день для смерда. В грозник-месяц дозревала на поле рожь, клонилась к земле тяжёлая пшеница, усатый ячмень, того и гляди, начнёт ронять зерна. В обжу Мстислав приехал, едва засерело. На поле вышли, как на праздник, в чистых одеждах. На Оксане сарафан яркий, и вся она торжественная.

Сделав первый прокос, она поставила сноп в стороне. Он считался особым, и место ему у божницы. После обмолота его зерно примешивают к семенному, чтобы в будущий год дал щедрый урожай.

Мстислав взял серп, принялся жать. Нелёгкий труд, и у него с непривычки и без сноровки вскоре заныла поясница. Оксана заметила:

- Твоё ли дело, князь?

Мстислав пошутил:

- Бояр бы сюда, дабы знали, чем хлеб пахнет…

К вечеру Мстислав садился в седло морщась, однако прошедшим днём остался доволен.

Из Переяславля приехал воевода Роман. Рассказывал, что с уходом печенегов из придонских степей на заставах тишина. Разве иногда проскачет степью какой печенежин, в снова безлюдье. О половцах не слышно. Воевода Роман даже ертаулы за Дон высылал, но и там ни печенегов, ни половцев. По всему, орда половецкая всё ещё за Волгою кочует.

Воевода Роман приехал к Мстиславу с просьбой: надумали переяславцы слать в Таврию и били они князю челом отпустить с ними охочих гридней в защиту от степняков, коли наскочат.