|
Мы прилетели сюда хотя с одними только охотничьими ружьями, зато не с пустыми карманами. Надеялись на то, что здесь работают оборотистые ребята и мы сможем купить нормальные стволы на чёрном рынке. Знал бы я, что ты здесь окопался, то и деньги не стал брать. Я так понял, Колдун, что мы ещё в Роттердаме поставили на кон, скажем по миллиону долларов каждый и договорились, что все эти бабки достанутся тому, кто найдёт самый большой алмаз. Тогда нам нужно будет их мыть по одному, а бойцов из батальона «Буффало» мы попросим быть нашими рефери. Алмазы, мол, нам и даром не нужны, а вот огрести восемь миллионов за каких-то две недели это очень заманчиво. Ты эту игру хочешь организовать, Колдун, так ведь? Заставить негритосов и юаровцев бегать за нами табуном? Ну, на это даже моих денег хватит, я прихватил с собой триста тысяч швейцарских франков. Заодно мы сможем хоть как-то объяснить, зачем мы сюда припёрлись.
— Правильно мыслишь, Желток. — Облегчённо сказал Леонард Ломоносов — Самый большой алмаз это лишь повод. Так сказать шарик в этой алмазной рулетке. Новость, что восемь белых миллионеров из Европы намерены целых две недели стоять по колено в воде, быстро облетела городок. Тем более, что сразу же после того, как туристы поселились в отеле, они стали нанимать себе помощников. Речь о телохранителях зашла немного позднее. Майору Ломоносову пришлось здорово покрутиться, чтобы нанять ещё пять бронетранспортёров с водителями, но на следующий день, уже в полдень шумиха улеглась, но не надолго. У каждого из алмазодобытчиков была с собой рация и они тут же стали донимать его своими просьбами, из-за чего уже в час пополудни ему пришлось сесть за руль своего «Лендровера» и ехать к одному их этих конченых психов, забросив в багажник коробку пива. Из-за алмазной рулетки на берега Лунгвебунгу из Лукуссе отправилось множество народа. Кто-то надеялся заработать, а кто-то хотел просто посмотреть на то, как белые богачи будут ковыряться в грязи. Сам же майор Ломоносов, взяв с собой жену, отправился не к одному из туристов, а прямиком в буш, свернув с дороги на том её участке, где почва вокруг была подобна камню и на ней не осталось следов протектора. Уехав от не слишком уж оживлённой дороги километров на пятнадцать, он принялся петлять по бушу, подыскивая, на кого бы ему подсесть. Камилла, которая прекрасно знала, что именно интересует её мужа, указала рукой вправо и сказала ему на уже вполне приличном русском: — Лео, смотри, там кушают грифы. — Кушают люди, Камиллочка. — Смеясь уточнил Леонард и пояснил — А грифы питаются падалью, но раз тебе так угодно, то пусть и грифы кушают, словно они люди. Он познакомился с со своей женой где-то через неделю после приезда в Лукуссе и выбрал этот городок только потому, что здесь жила эта красивая, гордая и независимая португалка. У её отца когда-то были здесь кофейные плантации, но от них давно уже ничего не осталось. Загородный дом был разрушен и от былой зажиточной жизни у Камиллы Гомеш после смерти родителей остался один только магазин в центре городка, да, и то лишь благодаря заступничеству их старого управляющего, который довольно доступно объяснил высокопоставленным унитовцам, что если они и его разграбят, то будут сосать потом лапу, если и того не что-нибудь похуже. Овимбунду, которые уже успели осознать, что им нужна помощь таких европейцев, как Курт Вайсман, теперь не трогали большинство бывших плантаторов, которые по каким-то причинам не смогли покинуть Анголу. То чувство, которое сразу же вспыхнуло между Леонардом и Камиллой, Макс, выдававший себя за безработного бельгийского механика родом из Конго, — назвал африканской страстью. Камилла всё-таки была не стопроцентно чистой португалкой, в ней была восьмушка крови овимбунду, что она тщательно скрывала, но не от своего наци, так эта девушка сначала назвала Леонарда, а от местных расистов. |
