— Ты хоть представляешь, мастер, насколько опасен может быть захмелевший маг моего уровня? Чтобы предлагать мне забыться… — в полголоса спросил он.

— Да нисколько не опасен на самом деле, — хмыкнул Валерий Васильевич. — При вашем измененном метаболизме, вы обречены на трезвость. По крайней мере, за твои ферментативные системы я ручаюсь — они отработают еще до того, как закусить успеешь.

— Н-ну… Есть кое-какие уловки. Иначе жизнь на низших ступенях клана была бы слишком скучна. А на кордонах — так просто невыносима из ночи в ночь, — Демайтер, наконец, очнулся и посмотрел собеседнику в глаза. — Илья тебе еще не сказал?

— А что он должен был мне сказать?

— Я должен повторять это несколько раз?

Вопрос, разумеется, был риторическим.

Маг развернулся и, последовав примеру Асианы, вошел в дом через дверь. Силуэт Ильи в распахнутом окне потер лицо руками, прикрыл створки и растаял в глубине помещения.

— Что там произошло, Валера, узнал? — высунулся из люка Климович.

— Узнал. Его светлость влюбиться изволили, — задумчиво ответил Шевцов. — А я вот все гадал, скажет он мне спасибо или нет…

— И чего?

— Да ничего. Ему бы съездить отдохнуть куда-нибудь недели на три. И карьера, и бабы уж как-нибудь подождали бы двадцать один день. Миллионы лет мир простоял.

Николай негромко рассмеялся.

— А спасибо-то он сказал?

— Ну так… Как смог. Это вторая попытка была. Первый раз совсем плохо получалось. Есть надежда, что когда-нибудь дождусь.

Распахнувшаяся дверь с силой ударилась в стену, выбив из щелей пыль. Из растрескавшегося косяка посыпалась труха и щепки.

— Все вон отсюда, если жизнь дорога!

Илье хватило одного взгляда на взбешенного стражника, чтобы рвануть к выходу.

— Уберите ее от меня.

Владимир схватил Асиану и, не обращая внимания на слабые попытки протестовать, грубо выволок следом за Ильей. Не тот был случай, чтобы выяснять, кто кому и при каких условиях должен беспрекословно повиноваться.

— Ты остаешься! — бросил Демайтер дернувшемуся к выходу Хассету.

Дверь в сарай с грохотом захлопнулась, лопнув по всей длине. На окнах поверх витражей расцвели клановые символы королевских стражников. Пустой проем затянуло серебром. Демайтер схватил мастера за шиворот, выволок на середину помещения, поставил рядом с кучкой углей, которые еще недавно служили столом переговоров и взглядом подозвал к себе Хассета.

— Если ты еще не понял, что происходит — тебе же хуже!

— Я понял, ваша светлость, — склонил голову Хас-Сеттен.

Демайтер одним махом сорвал с губ остекленевшего старика свою печать молчания — словно шашкой рубанул, стремительно нагнулся, подхватил с пола уголек и согрел в ладонях. Уголек антрацитово заблестел, на его поверхности проступили золотые и серебряные жилки, и он как живое сердце запульсировал в руке.

— Держи, не отпускай, — приказал Демайтер и вложил цветной антрацит сыщику в ладонь.

Хас-Сеттен сжал его, подошел к мастеру, как в прошлый раз коснулся лба над переносицей кончиками пальцев и проникновенно предложил:

— Говори со мной! Кто наложил на тебя смертельную печать молчания?

Королевского сыщика захлестывала волна чужой силы. Он едва удержал пылающий льдистый огонь. Свен-Одара качнуло, когда Хассет коснулся его лба.

— Бессат-Эсс-Кассель, — сказал старик, зажмурился и удивленно захлопал глазами, не веря в то, что еще жив. Но кроме цветных точек, вспыхивающих в темноте, он ничего не видел.