Разочарованно.
— Да нет, ничего. Погостите, раз приехали. — Маша не смотрела на старика. — У нас фрукты дешевые, а рыбу вообще не знают, куда девать.
Старик уселся на диван и снизу вверх заглянул ей в глаза:
— Ну-ка, давай честно! Чем тебе не нравится твой отец?
— Тем, что его нет, — ответила Маша. — А так все в порядке. Героический папа, врач, погиб в Африке при исполнении служебных обязанностей. Я тьму таких историй знаю. Как у кого нет отца, так он обязательно погиб при исполнении служебных обязанностей. Правда, врач в Африке у меня одной, а у других моряки, летчики и капитаны воздушно-десантных войск. Старик вскинул голову.
— Мой сын был дипломатом и разведчиком, — строго и торжественно сказал он. — А погиб он в Анголе из-за чужой дури. Какой-то неграмотный негр с автоматом застрелил его за то, что у него белая кожа и хорошая одежда. Я сам об этом узнал только на днях.
Маша не знала, верить или не верить.
— А почему тогда мама…
— Мама не могла тебе сказать всю правду. Я же сидел в тюрьме, — непонятно объяснил старик.
Ничего себе дедуля!
— Я в американской тюрьме сидел, — уточнил старик и добавил виноватым тоном, как будто извинялся за собственное вранье: — Был осужден на пожизненное заключение. Я, видишь ли, тоже разведчик.
«Штирлиц сидел на проводах и делал вид, что читает газету», — вспомнила Маша. Старик был похож скорее на огородника Триантафилиди, чем на разведчика. Хотя, если рассудить, разведчик и не должен быть похож на разведчика, а то бы его моментально поймали.
— Разведчики — в кино, а в жизни они где-то далеко и как бы не взаправду, верно? — сказал старик.
— Ага, — согласилась Маша. — У меня нет ни одного знакомого разведчика.
— Уже есть. Осталось только привыкнуть и поверить. Вот приедет мама, и мы вместе обо всем поговорим. А сейчас пойдем гулять. — Старик потянул ее за руку. — Покажешь мне город, поболтаем о вещах попроще. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть.
Они вышли на крыльцо. Ключ от дома, как всегда, лежал под половичком. Маша заперла дверь и сунула ключ обратно.
— У вас все так делают? — спросил старик.
— Нет. Кому нагибаться лень, те прячут ключ за дверной косяк.
— И что, не воруют? — удивился старик.
Маша огорченно вздохнула:
— Не воруют! У нас же «охранная сигнализация».
На скамеечке против дома сидела бабка Никифоровна. У нее там был наблюдательный пост. Шаркая тапочками и пыля, как телега, бабка кинулась к соседнему дому.
— К Петровне, — заметила Маша. — А Петровна скажет Галимовне. Это и есть укропольская «охранная сигнализация». Если появляется кто чужой, за ним глядят изо всех окон. Не потому, что люди у нас недоверчивые, а потому, что всем интересно, что за человек, откуда, к кому приехал. Погодите, вот пойдем обратно, и будет нам почетный караул: на каждой лавочке по три бабки… Дед, это город, в котором ничего не случается. Дождь пошел — уже большое дело, соседям есть о чем поговорить.
Старик шел, блаженно щурясь на солнышко, и втягивал носом воздух.
— Персиками пахнет… Эх, Муха, я уже думал, что никогда не пройду по улице без конвоя!
— А как же вы из тюрьмы вышли, когда у вас было пожизненное заключение? Убежали?
— Нет, меня так выпустили. Жизнь-то моя кончилась! Нельзя быть разведчиком в семьдесят лет. Я уже ни для кого не опасен. Вот меня и выпустили, чем попусту кормить.
— Как вас зовут? — спросила Маша и подумала, что с того вопроса надо было начать. |