— Правда? А я, дядь Вась, смотрю, у Барса морда в пуху. Побежала за ним... — Она потупилась и заво­зила носком сандалии по земле. — Дядь Вась, вы ни­кому не скажете?

—  Еще как скажу! — пригрозил работающий пен­сионер.

— Да я не про то. За цыпленка мы заплатим, и Барса я на весь день запру, когда поймаю. Я, пони­маете, гналась за ним и влезла в сараюху. Забыла, что там квартирант живет. Неудобно вышло, понимаете, дядь Вась? Как будто я в чужой комнате шарила. — И Маша снизу вверх посмотрела на соседа. В такие минуты глаза у нее голубели. Чем больше врешь, тем голубее. Взрослым нравилось.

—  Ну что ты! Кто ж на тебя такое подумает? — утешил ее простодушный Василий Прокопыч. — Я те­бя знаю.

— Да, а квартирант не знает!

— А мы ему не скажем, — заговорщически под­мигнул пенсионер.

—  Как же не сказать?! — ужаснулась Маша. — Это же будет вранье!

— Да какое вранье! Вот если бы он тебя спросил: «Ты ко мне в комнату не лазила?» — а ты бы сказала: «Нет» — было бы вранье. А так никакого вранья. — И Василий Прокопыч, совсем подобрев, перевесил­ся через забор и снисходительно потрепал Машу по плечу.

— Спасибо, дядь Вась, научили, — подыграла ему Маша и пошла домой. Она была уверена, что Васи­лий Прокопыч смотрит ей вслед. Взрослые обожают учить. Скажут: «Не ходи на красный свет» — и будут чувствовать, что день прожит не зря.

Глава XVII

ПРОЗЕВАЛИ

Торт потряс всех. Боинг сожрал половину, а вторую поделили на троих. Наташка принесла пиратский диск группы «Последний писк» и за­теяла танцы. Она еще не решила, кого выбрать: Бо­инга, которого присоветовал Белый Реалист, или Петьку, которого уступила ей Маша.

— Пусть будет что будет! — шепнула она Маше, поставила диск и стала дожидаться, кто ее пригласит.

Боинг сразу отпал: его тошнило от крема. Румя­ная физиономия ведомой напоминала ему тортовые грибы из безе. Давясь и отворачиваясь от Наташки, он потребовал соленых огурцов.

Маша ушла на кухню и долго нарезала огурцы, хотя Боинг слопал бы и так. В комнате вокалист «По­следнего писка» Мальтус выдавал свое коронное со­ло голосом стокилограммовой оперной певицы. Она была уверена, что Петька уже пригласил Наташку на танец. Но, когда вернулась, вся компания сидела за столом, причем каждый смотрел в свою сторону.

— Маш, она пристает! — бестактно заявил Петька.

— Ну и что? — вздохнула Маша. — Тебе жалко с девушкой потанцевать?

Влюбленный ответил красноречивым телячьим взглядом.

— Хватит дурака валять, Петька! — начала злить­ся Маша. — Ты моего деда больше любишь, чем ме­ня, а я тебя не люблю совсем.

— Чувства проверяются годами, — не расстроил­ся Петька. — Я к тебе в Москву приеду. Поступим в институт на журналистов и будем учиться вместе.

— А я тебя звала? — вспыхнула Маша. Петька тоже стал наливаться краснотой:

— А Москва твоя? Купленная? Приеду и тебя не спрошу!

И они поссорились на всю жизнь! Совсем как ме­сяц назад. Петька убежал, а Наташка с Боингом оста­лись. Ведомая смирилась с предсказанием Белого Реалиста и решила охмурить Боинга.

Тягостное было зрелище. Боинг, поняв, к чему идет дело, безнаказанно слопал остатки Наташкиного тор­та. Его снова затошнило. Потребовав чесноку, второ­годник стал его уминать с черным хлебом, натирая корочки. В перерывах между приступами тошноты и обжорства он снисходил до танцев с Наташкой. За полчаса Маша раз десять подумала, что на ее месте уже отдубасила бы Боинга шваброй.