Замучившись мычать и биться, Кучкин вплотную занялся кляпом. Мы с Синичкиной смотрели на него с интересом – выплюнет, не выплюнет? Кучкин выплюнул, пожевал непривычно пустым ртом, затем взглянул на девушку покрасневшими глазами и неожиданно спокойно сказал:

– Чего ждешь, сука? Давай, стреляй! Надоело с тобой одним воздухом дышать!

– Завтра с утра стрельну, – ответила сука, о чем-то задумавшись. – Идти в город уже поздно – ночь уже. Придется здесь где-нибудь переночевать. А нору лучше непосредственно перед уходом взорвать, чтобы кишлачный люд раньше времени не набежал...

– Что-то ты загадочно выражаешься, – решил я покуражиться для согрева чувств. – Завтра нас прикончишь, потому что здесь придется ночевать... Ты что, кисонька, спать одна боишься?

– Да нет, не боюсь... – внимательно посмотрела Синичкина. – Понимаешь, как только я на земле очутилась, и небо на заре красное увидела, предчувствия мною овладели... Весьма скверные предчувствия. Но об этом позже. А сейчас пойдемте-ка вон в ту длинную глубокую яму. По-моему, в ней можно заночевать, не хуже чем в полуторазвездочной гостинице.

– Эта длинная глубокая яма называется разведочной канавой №6043, – сказал Сашка, когда-то эту выработку документировавший. И, на меня кивнув, предложил Анастасии:

– Ты голову-то ему перевяжи, а то ведь до утра не дотянет.

Синичкина посмотрела на меня оценивающим взглядом – "Дотянет? Не дотянет?", – затем покопалась в своей аптечке, достала одноразовый шприц и бинты и весьма умело их использовала.

До "полуторазвездочной" канавы, располагавшейся почти под самым водоразделом Шахмансая, мы добрались часам к одиннадцати ночи. Как только забылся Сашка, совершенно изнемогший от переноски тяжелого рюкзака с минами, Синичкина обратилась ко мне:

– Ты должен мне помочь...

– Кишки мне выпустить?

– Нет. Понимаешь, мне кажется, что я в большой, даже очень большой опасности...

– А, опять эти предчувствия, – усмехнулся я.

– Да. Но на этот раз до меня не доходит, откуда она, эта опасность, мне грозит...

– Может быть, это Сережка Кивелиди свой автомат готовит к бою? Смотри, какая луна вылупилась, а он из "калаша" одиночными на двести метров бьет без промаха.

– Нет, определенно, не он. Твой Кивелиди сейчас в китайском халате с павлинами Платона в подлиннике читает, – спокойно ответила Синичкина, тем не менее, окинув ближние высотки настороженным взглядом.

– Жаль. Я бы попросил его оставить мне на память твой скальп... Хотя нет, он все равно не оставит. Скажет: "Такую девушку надо хоронить полностью – от пяток до макушки. И вбив, куда надо, осиновый клин".

– Масть твой друг сечет...

– Это точно. А что это за опасность, если не секрет? Есть у тебя хоть какие-нибудь предположения?

– Мне кажется, что если я уйду отсюда, нечто не доделав, то завтра днем меня нечто достигнет и убьет...

– Я знаю, поганка, что тебе грозит, – вдруг раскрыл сумасшедшие глаза Кучкин. – Доподлинно знаю, но не скажу, ни слова не скажу!

И захохотал во весь голос, страшно захохотал. Синичкина посмотрела на него с брезгливой неприязнью и принялась копаться в рюкзаке. Через несколько минут рот Кучкина была надежно запечатан полудюжиной прокладок типа "Тампекс". Только ниточки наружу вывешивались.

– Зря ты так с ним, – покачал я головой, когда Синичкина вновь придвинулась ко мне. – С людьми по-хорошему надо...

– Хорошо, давай по-хорошему, – улыбнулась бывшая хозяйка моей души, а ныне хозяйка моего тела.