Все, я опять запутался... Запутался? Господи! Что со мной? Это не мои мысли!!?

И я, выпрыгнув из потока сознания, устремился в глаза Баклажана, перебиравшего пальцами рублевую монету, и понял, что одной ногой он был в себе другой во мне... И что поток сознания шел от него.

– Орел – она идет первой, решка – я, – сказал он, язвительно улыбаясь. – Сам кинешь или мне кинуть?

– Сам кидай!

Выпал, конечно, орел. И я опять задумался. Положим, они, эти сектанты, находясь рядом со своей бомбой, нашли лазейку в мир слабых взаимодействий... И пришли к мнению, что ради этого мира можно пожертвовать не только своими жизнями. Как некоторые политические деятели, которые в свое время пришли к мнению, что ради построения светлого будущего (или тысячелетнего рейха) стоит пожертвовать сотней миллионов скотов, которые воображают себя людьми... Нет, я сошел с ума... Это опять он помогает мне думать!

И я, помотав головой для очистки личной оперативной памяти, ляпнул:

– Скажи "мир слабых взаимодействий".

– Мир слабых взаи... взаимо... взаимодействий, – скорчив дебильную рожу, заикал Баклажан мне в лицо. – И про скотов, которые воображают себя людьми, могу сказать. Но не буду. Мы не собираемся никем жертвовать. Особенно человечеством. Все, что мы заберем у человека, так это спокойствие жвачного животного...

Я начал разжевывать услышанное на левой стороне, а Баклажан, переведя взгляд на утомленное личико Мухтар, сказал ласково: – Ну что, старушка, пойдем ходить по жизни и смерти?

Мухтар пошла за ним не то, чтобы безропотно, а как-то обречено, что ли. Это меня удивило. "Здоровая, сильная женщина добровольно идет на эту бесчеловечную казнь? – думал я, глядя ей вслед. – Что ей мешает ускользнуть? Баклажан на нее и не смотрит. Непонятно! По-моему нормальных людей в Шахмансае просто не осталось".

* * *

Место дуэли представляло собой каменистую площадку длинной около десяти метров и шириной около двух. С одной продольной стороны ее ограничивал ручей, с другой – подмытый паводковыми водами борт Шахмансая. Лицевыми ограничениями площадки служили два валуна.

Дождавшись Мухтар, Баклажан приказал ей устроится за валуном так, чтобы в случае взрыва ее не ранило осколками. После того, как девушка выполнила его требование, завязал себе глаза оторванным рукавом рубахи Али-Бабая, вступил на площадку, повернулся на 360 градусов для потери ориентации (или чтобы я имел возможность восхититься его благородством и честностью) и пошел. Медленно, чуть выбрасывая ноги в стороны. И делал это так осторожно, что я перестал сомневаться в том, что дуэль действительно происходит на минном поле.

Конечно же, он дошел до конца площадки. Знаешь будущее – знаешь куда наступить, куда перинку подстелить. Дошел, невзирая на все мои мысленные попытки убедить Господа в необходимости незамедлительно покончить в лице этого крокодила Баклажана со значительной толикой вселенского зла.

Дошел, снял повязку и пошлепал к Мухтар прямо по ручью, благо в резиновых сапогах был. Добравшись, обернулся ко мне, помахал рукой (я был такой деревянный, что ответил бы на приветствие, не будь мои руки связанными), потом осмотрел небо (скоро ли сумерки?), покачал головой (ой, скоро!) и принялся завязывать женщине глаза.

Я, весь дрожа от негодования, устремился к ней всем своим существом. Мне казалось, что если я протянусь к Мухтар всеми своими чувствами, передам их мысленно, то она, воспользовавшись ими, сможет избежать смерти.

И тут кто-то выскочил из лаза. Обернувшись, я увидел, что это... Сашка Кучкин. В руках у него была снайперская винтовка.

"Вот это поворот! – сверкнуло у меня в голове.