...Дрались мы почище фальшивых реслингистов. Вдоволь напрыгавшись, Валерка сделал знак, что к полету готов, и бросился на меня разъяренной кошкой. Я отскочил, и мой бедный друг улетел в обрыв сапогом. Артист он, конечно, был еще тот: такого страшного крика мне не приходилось слышать и в штольне.

* * *

...Неожиданно Кучкин перестал голосить. Вид его был ужасающ: страх и слезы в испуганных глазах, щеки в потеках крови... Нащупав винтовку, он поднял ее обеими руками, посмотрел на меня, прощаясь навеки с живыми, затем встал не быстро, не медленно, выстрелил дважды (сначала в Веретенникова, потом в Баклажана). Я смотрел на Сашку и потому видел, как за миллисекунду до второго выстрела в его лбу появилась маленькая, но очень откровенная дырочка.

...Кучкин смертельно ранил Веретенникова, но тот успел-таки вложить в ответную пулю маленькую бациллу своей смерти. А вторая пуля Сашки не попала в Баклажана – дырки во лбу редко способствуют меткой стрельбе. Вторая пуля Сашки попала в глыбу, за которой Баклажан прятался от возможного взрыва, попала и срикошетила прямо в мину, присыпанную ручейной дресвой, ближайшую к Мухтар мину.

Мухтар оставалось пройти всего полтора метра, как все вокруг нее взорвалось...

Нас осталось двое.

10. Точки над "i". – Сашка все рассчитал... – Пощечина в довесок. – Забросил всех ногами вперед. – Последняя воля и обратный отсчет.

С минуту полюбовавшись тем, что осталось от Мухтар, Баклажан пошел к телу Веретенникова. Добравшись, пощупал у него, лежавшего на бровке канавы, сонную артерию, затем ногой столкнул труп во чрево разведочной выработки (вот она, проза смерти!) и направился ко мне. Было уже темно, и идти ему приходилось осторожно.

– А когда вы с Валерой успели сговориться? – спросил я, когда он подошел ко мне, подошел, предварительно забросив в древняк трупы Сашки и Али-Бабая.

– Сговориться? – пронзил меня взглядом Баклажан. – Нет, мы не сговаривались. Он сам делал все, как надо. И после вашего поединка показался мне издали, и ушел в канаву твою наблюдать. Умный он мужик был, с понятием. Понимал, что должен тебе проиграть.

– Врешь! Чтобы Валерий Веретенников безропотно согласился на погибель? Нет, никогда не поверю!

– Да нет, зачем мне врать? Я к нему в душу вошел ясным пламенем и он, покорившись, все делал, как надо. А когда ты ему жизнь предложил, он, конечно, согласился. Как тут не согласиться?

– А откуда ты знаешь о нашем сговоре? – встрепенулся я. – Ты же не мог знать...

– Да ладно тебе! "Не мог знать"! Да на твоей роже все написано было, – презрительно выдавил Баклажан. И, увидев на земле пятно густой крови, вылившейся из головы Кучкина, покачал головой (с некоторым расстройством, я бы сказал):

– Сашка этот... Выпрыгнул, как черт из табакерки... Очень эффектно, надо сказать. Похоже, вы с ним заодно были?

– Да. Я его подучил, как с Али-Бабаем справиться...

– А как? – механически спросил Баклажан.

Я решил потянуть время и стал отвечать пространно:

– Понимаешь, когда мы с его зомберами воевали, один из них в плен к нам попал, и я полтора часа с ним эксперименты по приручению проводил. Искусал меня, собака, исцарапал всего, пока я не дотумкал, как заставить его стоять на задних лапках и палочки приносить. Правда, случай помог: в перерыве между опытами Ольга – это моя последняя супруга – решила меня антитоксином уколоть, от бешенства, значит, – любила она меня тогда, – а он, этот зомбер, как шприц увидел, так сразу значительно подобрел.