Вслух я этого не сказал, и потому мой новый знакомый продолжил:

— Глафира Петровна сказала, что ты к Буденному хочешь?

— Да не особо, — прямо ответил я.

Аркадий такого не ждал, поэтому закашлялся, аж ком поперек горла встал у бедолаги.

— Ну как же не особо, вот мне твоя тетушка говорит, что тебя спасать надо, что у тебя перспективы нехорошие… разбоем промышляешь, с урками якшаешься? Чуешь, какие это к чему такая жизнь ведёт?

— К чему? — я решил включить тугодума, нечего со мной тут полунамеками разговаривать.

Неловкий момент прервала тетушка, которая принесла чай в кружечке на блюдце.

— Гриша у нас мальчик талантливый, да и наследственность у него хорошая, его бы только в верное русло направить, — начала причитать Глаша.

— Это вы про Петра Алексеича? — уточнил Аркадий, видимо, имея в виду моего деда, и отпил чаю. — Не думаю, что при советской власти такие родственные связи будут в плюс, скорее, наоборот. Лучше об этом умолчим. Вкусный у вас чай, Глафира Петровна.

Я обратил внимание, как напряглась тетушка, мельком взглянула на места, где раньше висели фотографии. Будто обеспокоилась — все ли она убрала? Блин, у меня не семья, а фантомас фантомаса погоняет, как будто прямо сейчас снимают четвертую часть!

После затянувшегося на десяток секунд молчания Аркаша отставил чай и задорно хлопнул в ладони.

— Ну что, Гришка, собирайся!

— Куда собирайся? — я бровь приподнял.

— Ну как куда, в добровольцы тебя запишем, там тебя распределят — и будешь с Буденным, в первых рядах белых бить!

Какой скорый, надо же.

— Да мне так-то и тут хорошо, — я покачал головой. — Разрешите отказаться.

Напряглась тетушка, и вовсе не от моего отказа. Видимо, о другом она договаривалась с этим воякой. Да и не видимо, а точно — Глаша думала, что он меня к себе в батальон возьмет, помощничком сделает, на крайний случай — писцом каким или курьером. По факту же, дядя Аркаша хотел отправить меня на убой, как я и думал… Перспективы явно не радужные, видимо, взыграли у Аркаши старые обиды на мою мать. Не зря помянул, что я на отца похож, того самого, который у него мою маму увел. И смотрит теперь на меня своими жучьими глазками. Я мысленно перебирал варианты — может, в окно выпрыгнуть? Высоко, не выйдет. Будь другое тело, я бы в баранку этого Аркашу свернул, но сейчас мои руки до сих пор после отжиманий дрожали.

Вояка подался вперед и, дыша перегаром, хмыкнул:

— Будешь в первых рядах, пацан! Ох, ты у меня повоюешь!

Я, понимая, что зажат в угол, решил пойти с козырей.

— А вы приказ покажите, Аркадий Иванович? — спокойно спросил я. — О моем зачислении в РККА?

— Какой еще приказ, пацан? Ты доброволец… — насупился вояка.

— Ну как, приказ, — я пожал плечами. — А то моя тетушка и без кормильца, и без субсидий от советской власти останется.

Понятия не имею, были ли субсидии в 1920-м году, но я ляпал, и, как завещали в одном хорошем фильме, ляпал уверенно. Как на экзамене студент.

— Аркадий Иванович, а что, есть такие приказы? — спохватилась тетушка.

Вояка щеки надул, как воды набрал. Значит, я в точку попал.

— Конечно есть, теть Глаш, — опередил я с ответом. — Вот представьте, я сгину, а вас на кого оставлю?

— Первый раз слышу о таких приказах, — зашипел Аркаша, сдувая щеки.