Заметив нотки озабоченности на лице видного коммуниста, медсестра, неслышно зайдя к нему за спину, начала сердобольно подавать мне знаки, призывая улыбаться. Помня ее просьбу, я тотчас натянул на лицо придурковатую улыбку, отчего Виктор Аркадьевич чуть расслабился. Вообще, конечно, важного я товарища спас, что целые лапти вручают. Нынче-то любое шмотье — жуткий дефицит. Старое производство встало, и его толком никто не перезапустил, но как понятно из газет — вот-вот собираются.

Виктор Аркадьевич вручил мне лапти, своей шершавой мозолистой рукой бывшего работяги нашел мою молодую ладонь и затряс ее, едва не отрывая. Когда тот закончил, я остался стоять с лаптями в руках, не понимая, чего от меня хотят, потому что Белов продолжал меня буравить взглядом. Подсказала медсестра:

— Мерьте, товарищ Нафанин…

Вон оно чего, ну, сейчас организуем примерку. Я сел на койку, покрутил лапти в руках, сразу смекнул, что даже на мою не самую большую ногу лапти кажутся маловатыми. Примерив, почувствовал, как большой палец ноги упирается в мыс лаптя, вздыбливая его. Не больше недели не самой интенсивной носки, как в этом месте появится отверстие. Но сестричка смотрела на меня так, что я промолчал и ничего не стал говорить товарищу Белову. Только кивнул с деланной благодарностью и улыбнулся.

Я полагал, что на этом церемониал подойдет к концу, но коммунист, дождавшись, пока я встану с койки (что я всё еще делал не слишком шустро), аккуратно прихватил меня под локоть и, чуть отведя меня в сторону, прошептал:

— Если будешь болтать, Нафанкин, мы тебе язык быстро укоротим. Товарищу заместителю председателя известно о твоем прошлом, но он, как человек с большой буквы, дает тебе неделю, чтобы уйти из города. А если где-нибудь всплывет версия, отличающаяся от основной, мы будем вынуждены принять меры, — выдал он, не меняя выражения лица, и следом, уже громче, добавил во всеуслышание. — Сегодня выписка у товарища Нафанина?

Белов не называл, о чем мне следует молчать, но я все сам понял. И, естественно, немножко прифигел от такой «благодарности» из уст помощника человека, которого я, по сути, спас.

— Конечно же, выписываем сегодня, Виктор Аркадьевич, — пропела ему в ответ сестра мелодичным голоском, уловив посыл высокого гостя.

И ты туда же, Прасковья… понятное дело, ни о какой сегодняшней выписке я прежде не слышал, хотя о таких вещах, вроде как, заранее предупреждают. Что ж… к тебе претензий нет, ты человек маленький. Как и я пока что…Но посмотрим.

— Здоровья вам, товарищ Нафанин, больше не болейте, — большевик хотел сильнее сжать мой локоть, но я отдернул руку.

— Спасибо за подарок, Виктор Аркадьевич, — выдал я.

Сестричка показала, чтобы больные и остальные сотрудники лазарета начали хлопать — как-никак, торжественный момент. А товарищ Белов, подняв руку и показывая, что с аплодисментами следует заканчивать, дождавшись тишины, заговорил.

— Вот вам пример, как простой паренек может способствовать защите революционного движения, — далее он выдал ту самую «официальную» версию случившегося с заместителем председателя ростовско-нахичеванского комитета.

Мол, товарищ Новиков спешил на работу, обувь стирая, прямиком в свой комитет, где планировал заняться без промедлений продвижением идей революции на Дону. Ну-у-у… если считать, что пьяный в зюзю Белов с бабой, обвешанный перстнями — это защитник революции, то вопросов у меня как бы и нет. Виктор Аркадьевич добавил, что гордится тем, что в Ростове-на-Дону есть такие люди, как Нафанин, то бишь я, и выразил уверенность, что я принесу еще немало пользы новому обществу. Ага, а сам меня пинками из города хочет выпереть. Понятно, что я никуда валить не собираюсь, нашли дурака, ждите, шнурки только поглажу — и начну собираться в путь.