Разведчик собрался до предела, стараясь четко держать линию разговора и быть готовым к любому ее излому.
- Избиение гугенотов в ночь на двадцать четвертое августа тысяча пятьсот семьдесят второго года принесло герцогу Гизу популярность среди французов, и в особенности среди парижан, чем он не замедлил воспользоваться сразу же после смерти Карла Девятого и вступления на престол его брата Генриха Третьего, последнего монарха из династии Валуа. - Кардинал продолжал разматывать нить исторического повествования, пока что не обозначив, правда, его цели. - Он довольно грамотно рассчитал свои силы и даже сумел вынудить короля Генриха Третьего бежать из Парижа. Не учел он только одного… - Ришелье вдруг прервался и со значением посмотрел на д'Артаньяна. - Он не рассчитал того, что законным наследником престола Франции в это время был не он, а Генрих де Бурбон, король Наваррский, отец нашего нынешнего государя - Людовика Тринадцатого. Однако большая часть французов, в отличие от герцога, этого не забыла, в результате чего династия Гизов не просто в очередной раз оказалась далеко от престола Франции, но была повергнута в прах, лишившись своих лучших представителей, а также шансов вновь стать той грозной силой, какую она представляла в минувшее столетие. - Завершив свой монолог, кардинал резко развернулся к д'Артаньяну и заглянул разведчику в глаза. - Скажите, шевалье, какой вывод лично вы можете сделать из этой истории?
В очередной раз склонив голову перед непреодолимым напором его взора, псевдогасконец ответил:
- Ваше высокопреосвященство, мой вывод из этой истории таков: король есть помазанник Божий. И никто из простых смертных, сколь бы много он о себе ни возомнил, не имеет права идти против его воли. Ибо идти против воли короля - все равно что идти против воли Господа Бога!
Кардинал внимательно выслушал его и благосклонно кивнул:
- Шевалье, я все сильнее убеждаюсь в том, что вы человек умный и рассудительный. Печальная история дома Гизов, чья звезда вспыхнула весьма ярко, но закатилась очень быстро, иллюстрирует ту нехитрую истину, что во Франции, как и в любом другом государстве, недопустимо двоевластие. Только лишь абсолютная и безраздельная власть одного человека может предотвратить смуту и междоусобицу в королевстве. Только при таком порядке вещей государство может жить в мире и покое, двигаясь по пути процветания. Не так ли… господин д'Артаньян?
Ришелье впервые назвал его по имени, и разведчик, не ожидавший этого, немного опешил.
- Я ведь не ошибся? - Кардинал едва заметно усмехнулся. - Вы шевалье д'Артаньян, год назад прибывший в Париж из Гаскони и поступивший на службу в гвардейскую роту господина Дезессара?
- Ваше высокопреосвященство совершенно правы. - Псевдогасконец низко поклонился.
Он не успел выпрямиться, как Ришелье протянул ему правую руку, украшенную дорогим печатным перстнем, снова заставив принять подобострастную позу и приложиться губами к своим тонким, нервным, аристократическим пальцам.
Запечатлев уважительный поцелуй, д'Артаньян распрямился и выжидательно уставился на кардинала.
- Я давно наблюдаю за вами, шевалье, - молвил тот. - И чем дальше, тем сильнее ощущаю необходимость в личной встрече. Однако ваша служба, а также ваши… путешествия все время оттягивали этот долгожданный момент, но теперь! - Кардинал сделал широкий жест, приглашая своего гостя проследовать в глубь комнаты. - Но теперь вы здесь, и мы можем наконец поговорить по душам. Не так ли?
Д'Артаньян поклонился, не видя нужды сотрясать воздух словами.
- Ну а чтобы разговор наш шел веселее, я предлагаю выпить по бокалу шампанского и сыграть партию в русские шашки! Вы играете в русские шашки, д'Артаньян?
Идеально гладкий пол внезапно подставил разведчику подножку, заставив его запнуться. |