|
- Неправда! - воскликнул д'Артаньян. - Она не простая кастелянша! Она лучшая подруга королевы… - Что в данном случае лишь усугубит ее печальную участь, - грустно вздохнул изящный мушкетер. Псевдогасконец со стоном опустил голову, но Портос ободряюще хлопнул его по плечу: - Не вешать нос, Гасконь! Что-нибудь да придумаем! Главное - мы на свободе! - Да, но что?! - Я же говорю - что-нибудь! - повторил Портос. - Прежде всего, - начал конкретизировать Атос, - нужно дать знать об этом происшествии ее величеству. Друг познается в беде! Вот и посмотрим, сколь сильны дружеские чувства королевы к госпоже Бонасье. Это сделаю я… - Вы, Атос?! - Через де Тревиля, разумеется. - Браво, Атос! Вы говорите мало, но уж когда скажете - хоть стой, хоть падай! - восхитился разведчик. - А я попробую установить местонахождение Констанции через одну свою влиятельную знакомую, - подумав немного, сказал Арамис. - Через ту самую, которая так и не дождалась от вас… румян? - Да-да, - немного смутившись, подтвердил коренной парижанин, - через нее. - Благодарю вас, друг мой! - со слезами в голосе воскликнул д'Артаньян. - Ну а я закажу прямо сейчас пару бутылок отменного вина! - внес свое предложение чернокожий мушкетер, тоже жаждавший похвалы. - И мы утопим вашу тоску-печаль на дне бокала! Не тужи, земеля! С такими друзьями, как мы, не пропадешь! Один за всех! - воскликнул он. - И все за одного!!! Глава 13 ПАРИЖ - МАРСЕЛЬ… Опять весна на белом свете, подумал д'Артаньян, втягивая ноздрями холодный воздух. Холодный, пронзительный воздух щекочущим, колючим шариком соскальзывал по гортани к легким, нагреваясь постепенно и теряя пронзительную свою остроту. Нет, отметил разведчик, проглотив ещё несколько шариков, и воздух нынче не тот, что неделю назад. Появился в его колючей, морозной колкости какой-то тонкий, едва уловимый привкус. Он стекал то ли с улиц, оттаявших после коротенькой, игрушечной парижской зимы и затопленных уже потоками коричнево-желтой грязи, то ли с крыш, очистившихся от снега и поблескивавших мокрой черепицей, то ли с самого неба, где плотная облачная завеса изо дня в день все чаще и чаще прореживалась ясными голубыми полянками, на которые, бывало, выкатывалось порезвиться солнышко, удивительно горячее для февраля. Как и прежде, привкус этот тревожил псевдогасконца, заставляя его сердце трепетать в предвкушении чего-то… неизведанного и пленительно сладкого. Такого, что раньше он ощущал со всей остротой, а теперь только улавливал как… эхо, далекое эхо, мечущееся в трех соснах леса его коротенькой взрослой жизни… Опять весна на белом свете, подумал д'Артаньян, наваливаясь грудью на подоконник. Он так и не привык к этой ранней французской весне, спешившей сменить непутевую детскую французскую зиму, напоминавшую скорее вологодский ноябрь, нежели настоящую снежную русскую красавицу, студеную и вьюжную, морозную и румяную. Скоро теплые южные ветра окончательно одолеют северные, хотя и северные-то холодами особо не удивили. Скоро Сена своенравно и неудержимо вспенится черной кипенью мутных вешних вод - и в Париже невозможно будет продохнуть, пока половодье не пойдет на спад и мимо нарядных гранитных набережных не перестанут проноситься тонны навоза, смытого с полей и лугов выше по течению. Скоро унылая гегемония черно-белой цветовой гаммы в окружающем мире сменится буйным весенним многоцветием, когда природа, кажется соревнуясь сама с собой, расшивает один кус своего пестрого сарафана ярче и пышнее другого… Опять весна на белом свете, подумал д'Артаньян. |
