|
Пришлите его ко мне сию минуту. Его невеликие капиталы таяли, но сейчас были вещи и поважнее тощавшего на глазах кошелька… Хозяин, выскочив за дверь, почти тут же проворно вернулся в сопровождении невысокого малого, одетого горожанином средней руки, с лицом живым и смышленым. На д'Артаньяна он взирал со всем возможным почтением. Тот, надо сказать, представления не имел, как нанимают прислугу. На его памяти в родительском доме такого попросту не случалось, те немногие слуги, что имелись в доме, были взяты на место ещё до его рождения и всегда казались д'Артаньяну столь же неотъемлемой принадлежностью захудалого имения, как высохший ров и обветшавшие конюшни. Однако он, не желая ударить в грязь лицом, приосанился, сделал значительное лицо и милостиво спросил: — Как тебя зовут, любезный? — Планше. — Ну что ж, это легко запомнить… — проворчал д'Артаньян с видом истинного барина, для которого нанимать слугу было столь же привычно и естественно, как надевать шляпу. — Есть у тебя какие- нибудь рекомендации? — Никаких, ваша милость, — удрученно ответил малый. — Потому wrn и не приходилось пока что быть в услужении. Д'Артаньян подумал, то они находятся в одинаковом положении: этот малый никогда не нанимался в слуги, а сам он никогда слуг не нанимал. Однако, не желая показать свою неопытность в подобных делах, он с задумчивым видом покачал головой и проворчал: — Нельзя сказать, что это говорит в твою пользу… — Ваша милость, испытайте меня, и я буду стараться! — воскликнул Планше. — Честное слово! — Ну что ж, посмотрим, посмотрим… — процедил д' Артаньян с той интонацией, какая, по его мнению, была в данном случае уместна. — Чем же ты, в таком случае, занимался? — Готовился стать мельником, ваша милость. Так уж получилось, что я родом из Нима… — Гугенотское гнездо… — довольно явственно пробормотал хозяин. — Ага, вот именно, — живо подтвердил Планше. — Доброму католику там, пожалуй что, и неуютно. Вот взять хотя бы моего дядю… Он, изволите ли знать, ваша милость, поневоле притворялся гугенотом, так уж вышло, куда прикажете деваться трактирщику, если ходят к нему в основном и главным образом гугеноты? Вот он и притворялся, как мог. А потом, когда он умер и выяснилось, что все эти годы он был добрым католиком, гугеноты его выкопали из могилы, привязали за ногу веревкой и проволокли по улицам, а потом сожгли на площади. — Черт возьми! — искренне воскликнул д'Артаньян. — Куда же, в таком случае, смотрели местные власти? — А они, изволите знать, как раз и руководили всем этим, — поведал Планше. — Вы, ваша милость, должно быть, жили вдалеке от гугенотских мест и плохо знаете, что там творится… Особенно после Нантского эдикта, который они считают манной небесной… — И что же дальше? — А дальше, ваша милость, не повезло уже мне. Вам не доводилось слышать сказку про мельника, который на смертном одре распределил меж сыновей наследство таким вот образом: одному досталась мельница, второму — мул, а третьему — всего-навсего кот? — Ну как же, как же, — сказал д'Артаньян. |
