— Да, ягодки. Волчьи. Те два журналиста, о которых я уже упомянула, сумели собрать некую информацию о Тихорецком и его подручном майоре Чайковском. В суде эта информация доказательной силы иметь не будет. Более того, на сегодняшний день она никем еще не проверена. Однако я считаю, что вам следует с ней ознакомиться.

Губернатор взял в руки папку. Внутри лежало всего несколько листочков. Читал губернатор быстро, иногда качал головой. Ксендзова сидела молча.

— Да это же черт знает что! — сказал Яковлев, закончив читать. — Понедельник, понимаешь, за «чистые руки» борется! Рядовой оперсостав терроризирует, а его первый зам… Да это черт знает что! Помойка какая-то, грязь… мусор.

— Помойка, — согласилась судья.

— А раскопали это два журналиста! В ГУВД есть собственная служба, чтобы выявлять предателей… А раскопали два журналиста! Разгребли этот мусор.

— Управление собственной безопасности, Владимир Анатольевич, никогда не будет копать под первого заместителя ГУВД. Даже если бы к ним попали вот эти материалы, — Ксендзова постучала пальцем по папке, — даже если бы они попали, то… сами понимаете.

— И поэтому вы пришли ко мне? Так, Марина Вильгельмовна?

— Так, Владимир Анатольевич.

Яковлев встал, прошел по кабинету, остановился напротив судьи и спросил:

— А эти ваши журналисты-мусорщики… Они не собираются обнародовать эту информацию?

Ксендзова мгновенно напряглась:

— Почему вы спросили?

Впервые с начала беседы Яковлев улыбнулся:

— Вы думаете, я хочу «отмазать» Тихорецкого?

— Нет, но…

— Не лукавьте, Марина Вильгельмовна. Ну, честно: подумали?

Ксендзова улыбнулась и кивнула головой.

— Ну вот видите… Скажите мне как юрист: вы точно убеждены, что факты, изложенные в «досье», в суде не сработают?

— Да, Владимир Анатольевич, я убеждена. ГУВД, разумеется, может провести свою проверку. Но, во-первых, вся информация носит оперативный характер. Во-вторых, трудно рассчитывать на какие-то свидетельские показания… А многих участников тех событий уже и в живых нет. В-третьих, никто и не будет проверять…

— Особенно тщательно, — докончил за нее Яковлев.

— Именно так.

— Что же будем делать, Марина Вилгельмовна?

— Вне моей компетенции, Владимир Анатольевич. — ответила судья. — Я не могу своей властью решить судьбу генерала МВД.

— Так ведь и я не могу… А давайте спросим у самого генерала?

— А давайте!

Губернатор улыбнулся и снял трубку со «смольнинского» телефона. Улыбка была невеселой.

Черное пятно сгоревшего мха он увидел издалека. Оно отчетливо выделялось на зеленом, было похоже на кляксу. Зверев включил правый поворот, проехал последние метров сто накатом и остановился.

«Трагическая гибель принцессы Дианы», — сказала магнитола. Сашка нажал на клавишу. Магнитола заткнулась. Шумела на ветру крона гигантской сосны, чернело пятно сгоревшего мха… Щемило сердце. Кора у основания мощного ствола была сорвана, торчали желтые расщепы древесины. Возможно, дерево еще помнило тот чудовищный удар. И собственную дрожь. И смертный ужас женщины в сверкающей железной коробке.

Крона шумела. В этом шуме не слышен был крик. Изумленный, последний… А ты не понял! Ты ничего тогда не понял. Ты пожал плечами и положил трубку на аппарат. А уже взметнулся огненный клубок из расплющенного бензобака, опалил кору дерева. Испепелил грешную Настину душу.