Изменить размер шрифта - +
Бетси призналась ей, кто отец ребенка. Все трое сидели в гостиной квартиры Бетси, окна которой выходили на Риджент Парк.

– Даже если бы я и хотела, то не смогла бы назвать его Анджело, так? – говорила Бетси. – Поэтому он стал Джоном, в честь твоего отца, Анджело. Джон Хардеман. Я, правда, не знаю, захочешь ли ты сказать отцу, что у него появился еще один внук.

– Я ему уже сказал. И знаешь, как он отреагировал? Позвонил Джейкобу Уэйнстайну в Аризону, мы зовем его дядя Джек, он управляет семейными активами Перино. Отец велел дяде Джеку выделить полмиллиона долларов в трастовый фонд для своего новорожденного внука. И инвестировать их в ценные бумаги, которые принесут солидный доход, чтобы мальчику было с чего начать взрослую жизнь. Такой же фонд есть и у меня. Я тоже попросил дядю Джека перевести из него в новый фонд еще полмиллиона. Маленький Джон уже миллионер, а когда подрастет, его состояние значительно приумножится. Дядя Джек – большой дока по части инвестиций.

Младенец мирно спал в колыбельке. Няня с двухлетней Салли ушли на прогулку в парк.

– Я его кормлю, – улыбнулась Бетси. – Первых двух не кормила, но доктор убедил меня, что Джона надо кормить. Поэтому приходится постоянно находиться при нем. Пообедаем у меня. Я пока не выхожу. Жду вас обоих. Семь часов вас устроит?

– Да. За ленчем я встречаюсь с дилерами, во второй половине дня – с банкирами, а к семи наверняка освобожусь.

Бетси с любовью смотрела на маленького Джона.

– Я же говорила тебе, что когда нибудь рожу твоего ребенка.

 

2

 

После обеда у Бетси Анджело и Энн уехали в одном такси. Княгиня Энн Алехина остановилась в «Савое». Когда такси подкатило к отелю, Энн предложила зайти к ней, пропустить по рюмочке.

– При Бетси я не могла и заикнуться об этом. Бедняжке пить нельзя.

Она провела его в маленький темный бар, где они заказали коньяк. Даже в «Савое», где неординарные люди далеко не редкость, Энн притягивала к себе взгляды окружающих. Великолепная фигура (и это в пятьдесят три года), длинная норковая шуба, розовое платье из кашемира, двойная нитка жемчуга, безупречные манеры – в ней безошибочно узнавалась аристократка. Пусть она ею не родилась, но прилежно училась у тех, кто мог похвастаться древностью рода. И теперь элегантностью и утонченностью ни в чем не уступала своим учителям.

– Я не хочу сказать ничего плохого о твоей жене, но все таки жаль, что вы с Бетси не можете пожениться. Вы очень подходите друг другу.

Анджело улыбнулся.

– В каком смысле?

– Оба умные. Знаете, чего хотите и как этого добиться. Не боитесь рисковать.

– Ее беременность в мои планы не входила. Собственно, с моей точки зрения, это случайность. Бетси этого хотела и...

– Она мне рассказывала.

– Я рад, что ей есть кому довериться. Мне кажется, ей одиноко. Я не смогу часто бывать у нее.

– Семьи у Бетси нет, только дети. Мой племянник – ничтожество. А о женщине, на которой он женился, не хочется даже говорить.

– Через пару месяцев я вновь стану отцом, – заметил Анджело. – Наш пятый. И последний. Синди тридцать пять. Пора и остановиться. Хотя... на Рождество она подарила мне свой портрет. Прекрасная картина. Ты слышала об Аманде Финч?

– Она рисовала Алисию. Обнаженной. Как я понимаю, эта художница очень талантлива.

– Она уже рисовала Синди, когда та носила нашего второго ребенка. В двадцать шесть лет. Да, обнаженной, с большим животом. А в прошлом году нарисовала вновь. В реалистической живописи Аманде нет равных. Синди выглядит на год или два старше, чем на первом портрете. Не больше. Роды совсем не состарили ее.

– Ты ее любишь.

– Естественно.

Быстрый переход