— Уоллис, — решительно начала Софи, — Джей ведь левша, не так ли?
Уоллис осторожно поставила чашку на блюдце.
— Здесь можно заказать шампанское, Софи, я тебе не говорила? Хочешь?
— Нет, спасибо. Так он — левша?
— Какой странный вопрос. Почему ты спрашиваешь?
Софи коротко поведала о том, что произошло утром у «Крутого Дэна», в том числе и об инциденте во время завтрака.
— Когда я заметила, что он держит вилку в правой руке, то поняла, что здесь что-то не так.
Уоллис смотрела в сторону, размышляя и постукивая по столу указательным пальцем.
— Насколько я помню, лазая по склонам, он пользовался обеими руками одинаково. Да, думаю, так и было. Как это называется! Амби... ну, словом, человек, у которого одинаково развиты обе руки.
— Уоллис, я пять лет была за ним замужем. Джей был левшой.
— Дорогая, я родила и растила его с колыбели. — Уоллис рассмеялась и, повернув браслет, показала Софи фигурку-талисман Джея. — Вот это я заказала вскоре после его рождения, впрочем, ты это знаешь. Я слишком много говорю о нем, не так ли?
Софи ощутила знакомый укол зависти. Временами ей было трудно слушать, как Уоллис распространяется о своих мальчиках, потому что это напоминало ей о том, что сама она — незаконнорожденное, никому не нужное дитя. Она знала о своих далеко не почтенных корнях всего лишь то, что ее мать, четырнадцатилетняя беглянка, была найдена мертвой в туалете бензозаправочной станции с младенцем на руках. Девочка умерла от послеродового кровотечения, а ее новорожденную дочку нехотя приютила тетка, которая была намного старше своей покойной сестры. Софи росла сама по себе. У нее, в сущности, не было семьи до тех пор, пока она четырнадцати лет от роду не попала в дом Бэбкоков. Но даже это случилось при таких необычных обстоятельствах, что о них предпочитали не упоминать.
— Да, думаю, Джей одинаково хорошо владеет обеими руками, — прервала размышления Софи Уоллис. — Ты разве не помнишь, как он, бывало, бросал собаке летающую тарелку то одной, то другой рукой?
Даже если бы официантка, принесшая сандвичи, в этот момент не отвлекла их, Софи едва ли убедил бы этот аргумент. Возможно, у Джея и была скрытая способность одинаково хорошо пользоваться обеими руками, которой она, впрочем, никогда не замечала или о которой не помнила, но сейчас это мало что объясняло.
— О, чудесно, попробуй шоколадный пирожок, — проворковала Уоллис и взяла с тарелки маленький треугольничек, наполненный внутри шоколадной стружкой. Откусив маленький кусочек, она продолжила: — Тебе понравится, в тесто добавлены изюм с корицей.
Софи взглянула на крохотные пирожки и сандвичи и подумала, что должна была бы быть голодна. Она не ела с утра, но при мысли о шоколадном пирожке ее чуть не стошнило. В желудке что-то перевернулось, а от веселого настроения Уоллис стало еще хуже.
— Вы знаете, что сказал мне Джей, когда привез домой? — Софи склонилась почти к самому лицу свекрови, чтобы заставить ее вникнуть в смысл своих слов. — Он извинился за то, что напугал меня, но ему якобы показалось, что у этого человека нож в руке. Только это — «Прости, если я напугал тебя, Софи». Я спросила его, кто был тот человек, и Джей поклялся, что никогда его прежде не видел. — Софи отодвинула тарелку, не притронувшись к сандвичам. — Это бессмыслица, Уоллис. Вообще мало, что из происшедшего сегодня утром имеет смысл. Это все было похоже на дурной сон.
Уоллис неожиданно посерьезнела. Она тоже склонилась над столом и заговорила шепотом, при этом ее голубые глаза сузились, и взгляд стал пронзительным. Это напомнило Софи Джея, хотя у него никогда не было бэбкокских голубых глаз. Его глаза были намного темнее.
— Совершенно верно, Софи, — настойчиво произнесла Уоллис, — это действительно походило на дурной сон, и ты до сих пор не в состоянии мыслить здраво. |