Хотя на самом деле, если честно, лицей мне оставлять жаль, несмотря на все его недостатки. Дело в том, что там очень хорошие, умные и добрые, ну просто замечательные дети. Странно, казалось бы, в столь дорогих учебных заведениях ученики обычно оставляют желать лучшего. Я порядком наслушалась страшных историй и от коллег, и от бывших однокурсников о том, что эти «платные» детки позволяют себе на уроках. Но у нас – совершенно иная ситуация. Уж не знаю почему, но мои ученики стали для меня настоящими друзьями. Они хотят научиться, а я хочу их научить, и в этом мы нашли полное взаимопонимание. Грустно, что придется их оставить, но, похоже, выбора мне не предоставляется. Впрочем, я сейчас явно не в том состоянии, чтобы кого-то чему-то учить. Единственное, чего мне хочется, это зарыться лицом в подушку и спать долго-долго… Пока моя жизнь не станет казаться мне страшной, но неправдоподобной историей, случившейся с кем-то другим.
Заснуть мне не удается, и я понимаю: если сейчас не вспомню о чем-нибудь хорошем, то просто сойду с ума. А «хорошее» для меня – это, несмотря ни на что, работа…
Надо сказать, что работать в нашем лицее очень и очень непросто, хотя и платят там по сравнению с обычной школой совсем неплохо. Во-первых, костюм. Каждый учитель обязательно должен являться на работу в костюме. Для женщин это темная юбка чуть ниже колен, светлая блуза, пиджак и галстук. Первое время исполнение этого требования было для меня мучительным. Я не люблю пиджаки, ненавижу юбки чуть ниже колен и тем более галстуки. Галстуки меня душат. Не раз я ловила себя на том, что во время урока оттягиваю вниз непривычный твердый узел: про таких людей говорят, что, видимо, кто-то из их предков повесился. Но через пару месяцев тяжких страданий я привыкла к костюму – а что еще мне оставалось делать? Тем более что костюм делает меня стройнее.
Во-вторых, так называемая «трудовая дисциплина». Каждое незначительное опоздание вызывает не только бурю негодования со стороны администрации, но и вычет из зарплаты в размере стоимости часа. И такие объяснения, как пробки на дорогах, остановка поезда в метро и им подобные, никого не интересуют.
В-третьих, множество бумаг. Эти бумаги заполнили не только письменный стол в моем школьном кабинете, но и добрую половину квартиры, и, разумеется, безумно раздражали Павла.
– Не дом, а какой-то государственный архив, – недовольно ворчал он.
– Паш, ну я сейчас уберу, подожди…
– Ты что – секретарша? Машинистка? Ты школьникам инглиш долбишь, на фига тебе столько бумаги!
Я и сама, признаться, не знаю, зачем учителю столько бумаг… Хоть в чем-то мы с Павлом были согласны.
И наконец, самая большая для меня трудность. Раз в две недели педагогический коллектив нашего лицея совершал увеселительную поездку за город. Это могла быть прогулка в одном из многочисленных парков, пикник на природе, выезд на дачу с баней или – о ужас! – лыжный поход. Кошмар данного мероприятия состоял в том, что участие в нем было обязательно. И если с парком я еще могла примириться, хотя предпочитаю гулять тогда, когда мне хочется и исключительно в том обществе, которое выберу сама, то уж лыжи или баня с коллегами повергали меня в глубочайшую депрессию. Это как раз то, что категорически отказывался понимать Павел:
– Завтра на природу? Круто! Фирма башляет? Тогда я с вами, окей?
– Паш, может, не поедем…
– Ну и не езжай, я один справлюсь. Твои меня нежно любят – только обрадуются. А то в вашей бабской тусовке ни одного нормального мужика.
Ну что поделать, если у меня такой склад характера, что я, как и знаменитая английская писательница Джейн Остин, мечтала бы проводить свою жизнь в тишине и покое, в окружении милых сердцу стен и прекрасных книг. |