Николай отступил наконец, пропуская троих.

Впереди шел Петруша в желтой куртке нараспашку, под которой виднелся синий пиджак, под ним — белая рубашка, но самой яркой деталью была, конечно, черная бабочка в белый горошек на шее. Он держал клетку, в которой сидел беленький Тимоша. За ним шла Тамара Игнатьевна, а следом — Августа.

Августа не хотела подниматься. Она привезла их и собиралась подождать в машине. Но Тамара Игнатьевна настояла — мало ли что, говорила она, речь идет как-никак о краже.

Но она знала, к кому они на самом деле едут. Тамара Игнатьевна не сказала Гуте фамилию мужчины из поезда, а она не спрашивала. Экспромт, считала Тамара Игнатьевна, — проверка на искренность.

Что ж, думала Тамара Игнатьевна, глядя на Николая Сушникова, вряд ли Гутя станет упорствовать… в том, о чем ночь напролет проговорили они с Ниной Александровной в гостиничном номере. Соединив свои познания, они сошлись во мнении, что лучше всего, надежнее всего соединиться двум представителям взаимно проклятых родов под одной фамилией. Тогда настанет конец всем несчастьям.

— Тимоша! — закричала одна девочка.

— Тимоша! — вторила ей другая.

Они подскочили к Петруше, запрыгали.

— Я тебе говорила, он найдется!

— А я тебе говорила, что его унес мальчик!

— Потому что он спасал его от проводницы.

Петруша улыбался, но клетку держал крепко.

— Петруша, — сказала Тамара Игнатьевна, — отдай Тимошу хозяйкам.

— А где тогда… кизиловое варенье? — строго спросил он.

Девочки открыли рот и опустили руки.

Тишина, потом громкий хохот взрослых.

— Молодец, — похвалил Надин отец, который уже поставил букет на стол. — Оно было такое вкусное, что мы его съели. Предлагаю возместить ущерб.

— Хочешь малиновое? — крикнула одна девочка.

— Вишневое! — крикнула вторая.

— Я подумаю, — ответил Петруша. Наконец нехотя протянул клетку в четыре протянутые руки. — Праба, ты мне обещала… помнишь?

— Конечно, куплю тебе двоих. — Тамара Игнатьевна кивнула, не глядя на мальчика. Она смотрела на Августу. Бледная, словно из нее выкачали всю кровь, она не сводила глаз с женщины в коляске.

Но та, казалось, не замечала ее взгляда. Она каталась вдоль стола, проверяя, все ли в порядке. За ней шла Мария, исправляла недостатки, если хозяйка их находила.

Мария улыбнулась Тамаре Игнатьевне. Это ей позвонила она, приехав из Москвы, чтобы уточнить фамилию мужа ее подопечной.

Так что теперь? Теперь? А это, простите, уже не ее дело. Вот они — все здесь. Им решать.

В дверь снова позвонили. Тамара Игнатьевна, наблюдавшая за Надей, заметила, как настороженно поднялись плечи, а руки легли на поручни кресла и напряглись.

Она кого-то ждала, но не слишком надеясь, что этот человек придет?

Мария рассказывала, что у хозяйки есть Лекарь. Он — единственный человек, с которым Надежда другая.

Николай направился к двери, проходя мимо Августы, он кивнул ей не таясь. Это понравилось Тамаре Игнатьевне. Августа вспыхнула.

На пороге стоял мужчина, не слишком высокий, но отлично сложенный. Он был в кожаных штанах, кожаной куртке, на голове косынка из черной кожи, завязанная концами назад. Бандана, отметила Тамара Игнатьевна. Модная вещь.

— Здравствуйте, — сказал он. — Меня пригласила Надежда Викторовна, а я не посмел отказаться.

Его серые глаза смотрели на Надю, казалось, сейчас он ей подмигнет.

Надя быстро подкатила к нему.

— Это мой… Лекарь, — представила она его всем.