— А я и меняю. Смотри, мы живем с тобой вместе, ходим на одну работу, строим планы. Это и есть моя настоящая, уже измененная, жизнь. Просто я не хочу пока обнародовать её. Горчинка, оставшаяся от предыдущего опыта, учит не спешить. Не хочу, чтобы к тебе приставали с проверками. Не хочу, чтобы лезли к нам в души. Я просто сказала Ромулу, что ухожу от них. Что буду жить сама. Что могу жить сама. Не хочу пока никого посвящать в подробности…

Игорь снова ощетинился.

— А я не хочу жить с замужней дамой. Меня достали все эти косые взгляды и необходимость прятаться по подворотням и. … Неужели ты не понимаешь?

— Понимаю, — Вера опять поникла, — Но… Не сейчас. Нужно выбрать удачный момент. Нужно выждать, пока все они успокоятся по мою душу, привыкнут, что я живу отдельно… Тогда им и в голову не придет пытаться помешать…

— Зачем жить во лжи, когда можно всем рассказать правду. Ведь, если твой брак действительно фиктивный, то что мешает тебе развестись?

— Ничего. Просто мне нужно подобрать момент, когда ни Ромулу, ни Вадиму не придет в голову опекать меня. Тебе ведь не нужны постоянные звонки и всевозможные глупые нравоучения? Я подготовлю домашних, и все сообщу им. Но не сейчас…

Игорь задумался. Загадка Веры Сан, наконец, раскрылась. Все оказалось значительно проще и безболезненнее. Но тревога не покидала. Почему «не сейчас»? Сколько можно мучить и мучаться? Пусть лучше звонят, расспрашивают, пытаются помешать. Все лучше, чем эта унизительная завеса из лжи, убивающая всякое благородство их с Верой чувства.

— Скажи, а зачем ты ходишь туда?

— По делу, — сухо ответила Вера, — У меня остались долги перед Вадимом. Игорь, прошу, отложи допросы… Есть вещи, которые я не могу пока рассказать. Я и сама их не очень понимаю. Прошу тебя…

Игорь заставил себя принять это. Ни одна настоящая тайна не разгадывается сразу. Вере нужно время. Вере нужно собраться с силами. Он, Игорь, ломает себя, корёжит собственные принципы, выжимает последние капли из самообладания, но даёт ей это время. Он отрекается от инстинктов самосохранения и гонит прочь свои слабости. Он, Игорь, безжалостен к себе. Потому что он любит Веру. Не себя, не собственные чувства к Вере, а именно её саму. Значит, и поступать должен так, как ей будет лучше.

Критовский набрал полную грудь воздуха, зажмурился, чтобы заглушить отчаянно рвущееся на свободу несогласие со сложившейся ситуацией, и довольно бодро произнес.

— А пойдем гулять?

Вера вдруг порывисто схватила его ладонь, уткнулась в неё носом, в качестве благодарности за доверие, после чего, тоже не без усилий, заставила себя принять беззаботный вид.

— Будем лазить по деревьям и есть яблоки! — торжественно постановила она.

Ночной город, уже изрядно соскучившийся без этой взбалмошной парочки, заботливо окутал Игоря с Верой гармонией и безлюдьем.

Ни одной яблони, в обыскиваемом квартале не обнаружилось. А Вере хотелось непременно яблоню. Жэка, якобы, рассказывал как-то, что в этой части парка росла старая яблоня.

— Нашла, кому верить! Он, как обычно, напутал всё! — шутливо ворчал Критовский.

Игорь с Верой сосредоточенно разглядывали грозно нависающие над потайными тропками парка ветви и от души смеялись над собственным занятием.

— Представляешь, как все это смотрится со стороны? — заливалась Вера, — Ночь, самый темный уголок самого дремучего парка и двое идиотов, сосредоточенно разглядывающих деревья. Нашли, кому верить! Хорошо, что Жэке не привиделась яблоня где-нибудь на кладбище… Появляющаяся ровно в полночь! Вот бы мы наискались…

— Исключено, — стараясь поддерживать беззаботную болтовню, авторитетно заявлял Игорь, — Я б ему тогда не поверил.