|
А я… Ведь единственное, за что я могла уважать себя, так это за вот такую вот искреннюю готовность к самопожертвованию… Чувствовала себя человеком. А оказалось… Трусливая дрянь, а не человек. Горилл говорит, мол, я попросту ничего не успела бы сделать… Это он мне в утешение. Сыскался утешитель. А Ромул молчит! Потому что все понимает, потому и молчит. Понимает даже, что это ты меня такой сделал. Ты — как болезнь. Просочился внутрь и лишил меня былой силы. Превратил в тряпку, в трусливое животное.
— Но ведь это нормально. Это любовь, Вера. Просто любовь, — отчего-то Игорь сегодня говорил только глупости. — Ну вот! — Вера, то ли расхохоталась, то ли снова отдалась рыданиям, — Теперь во влюбленные дуры меня записали… Отчего бы и нет? Для такой, как я, сойдет статус, — тон Веры вдруг стал безгранично серьезным, — Пойми, я по-другому воспитана. Я — другая. Лучше вообще не жить, чем не мочь этой жизнью свободно распоряжаться. Чем иметь, что терять, лучше не иметь ничего вовсе… — Вера, ты снова в плену у своих сказок… — Сказки? Пусть сказки. Но это МОИ сказки. Никто ничего из меня не лепил, никто не влиял, никто не забивал голову и не ставил надо мною эксперименты. Я выбирала себе эти сказки и живу ими. А тобою жить не хочу! Это банально! И потом, не нравится, не смотрите! Какая есть! Раз тебе такая не подходит, так катись, куда подальше… Все! Игорь так удивился схожести их с Верой формулировок, что даже забыл обидеться. — Вера, успокойся, пожалуйста. Я не хочу катиться. Я хочу смотреть. Мне нравится… — Нравится? Что? Что Вадим погиб, тебе нравится? Что я в размазню превратилась, нравится, да? Все ведь так верно складывается. Так «под тебя»! Ты хотел изменить мир. Что ж, вышло! Только мне все это совсем не нравится. Понимаешь? Я не хочу быть предательницей, не могу жить предательницей. Исчезни! Не хочу зависеть от тебя. Не хочу иметь тебя в своей душе. А вот это было уже серьезно. Это было признание. Он, Игорь, не нужен. Он ограничивает свободу, мешает самовыразиться. Оставаться рядом с Верой, несмотря на этот факт, было бы слишком жестоко. Игорь понял, что действительно должен будет исчезнуть, и ощутил острый приступ жалости к себе. Это предательство. Вера совершала легкомысленное предательство. Не по злому умыслу, а от юности. Внутри Веры, той самой Веры, которая проповедовала идею Настоящего, вдруг пробудилась глупая еще, не наигравшаяся в яркие атрибуты фальшивой свободы, девчонка. Рядом с этой, пробудившейся, Игорю не было места. Этой, пробудившейся, Игорь мог только навредить. Увы, путь к познанию истинных ценностей каждый должен пройти добровольно, осознанно и… в одиночку. Любое влияние извне может сбить ищущего с его личной колеи и навязать чуждые законы. Любое вмешательство — не позволительно. Игорь понял это совсем недавно. Лучше б не понимал. — И потом, — продолжала Вера, — Неужели ты не понимаешь… после происшедшего, после сказанного сейчас мною… Все уже не может быть по-прежнему. Мы уже никогда не сможем быть близки. Эта смерть и моё падение… Они всегда будут стоять между нами. Я не хочу тебя больше видеть! Правда! Слышишь? Не молчи. Игорь, скажи, как нам быть? Мы докатились до мыслей, что друг без друга нам было бы лучше… Я хочу измениться. Стать другой. Не твоей, ничьей. Своей собственной. Начать с нуля. Вернуть себе самоуважение. Уехать. Туда, где обо мне ничего не знают. «Не смогу же я жить с человеком, который знает обо мне ТАКОЕ. В этой семье моя репутация уже немного подпортилась, пойду, поищу следующую.» — вспоминал Игорь Верины самонасмешки и хотел, было, вмешаться. Напомнить, что ведь обо всем этом уже говорено ранее, ведь это же те самые комплексы, с которыми стоит бороться. |
