«От самого себя не убежишь!» — говорила когда-то Марийка. Тогда это казалось Критовскому пустой красивой фразой. Теперь же Игорь сам собирался прокричать эти слова.

Но кричать стало некуда. Телефонный эфир был плотно забит Вериной истерикой. Глупые бессмысленные приговоры один за другим хлестали Игоря по щекам, заполняя собой все пространство вокруг. Мешая дышать, запихивая обратно в глотку слова, молящие о примирении. Игорь задыхался. Задыхался, молчал и сходил с ума.

И даже сошел. Чуть-чуть. Странная улыбка заиграла на его губах. Торопливо отряхиваясь от грязных опилок настоящего, из заброшенного сундука памяти к Игорю тихо выбрались картины прошлых дней. Они несли с собой гармонию и покой. В отличие от Веры, они говорили о Главном. Игорь покорно отдался им. Он мысленно гладил любимую по мягким волосам, вдыхал запах своего смородинного наваждения, прижимал уже покорную Верину щеку к своей груди, шептал какой-то рифмованный бред… По крайней мере, это у него было. Воспоминания. Это у него никто не сможет отнять. Это уже не подвластно ни переломам судьбы, ни веяниям чьих-то недоброжелательных взглядов, ни вдруг просыпающимся у Веры потребностям в самоутверждении. То, что уже было — реально и незыблемо. Оно не предаст и не переменится. Игорю надоело бояться перемен. Он не хотел будущего, плевал на настоящее… Он прятался в прошлом.

— Молчишь? И правильно. Что здесь можно сказать? — а вот Вера жила в настоящем, — Все и так понятно. Нам нужно расстаться. Нам нужно расстаться навсегда. Я вычеркиваю тебя. Слышишь? Вычеркиваю. Хочу ворох новых друзей и настоящее дело. Без тебя. Прощай. Прощай и будь, пожалуйста, счастлив.

Игорь ничего не ответил. Он не слишком понимал смысл произносимых Верой слов. Само то, что слова — эти банальные, зарегламентированные кем-то чужим последовательности из звуков — могут всерьез изменить жизнь, казалось сейчас нелепицей. Короткие гудки в трубке лишь усилили это непонимание. Игорь сильнее прижал к себе Веру воображаемую, чтобы Вера настоящая не смогла забрать от неё ни капли.

Увы, это странное помешательство оказалось кратковременным. Грустная улыбка ушла вместе с ощущением реальности воспоминаний. Возврат к действительности привел с собой необходимость жить дальше. Сам по себе Игорь, может, еще отвертелся бы от этой надоедливой обязанности, но, как оказалось, Критовский был в доме не один. Чуткий надсмотрщик — телефон — отчаянно заголосил, едва Игорь, прищурившись, кинул невесть откуда взявшийся хищный взгляд в сторону распахнутого окна.

Без особого энтузиазма Критовский потянулся к трубке. Вера не позвонит больше. (Игорь знал это наверняка, осязал тем самым шестым чувством, которое нашептало когда-то о судьбоносности напряженного взгляда с виду обычной девочки-дизайнера). А на остальных звонящих было плевать. Вот так, всего за один разговор, из вершителя чудес и поверенного всех тайн, несчастный телефонный аппарат превратился в раздражителя. Неодушевленный хлам, мешающий спокойно распрощаться с реальностью.

— Критовский? — требовательно и приторно радушно поинтересовалась трубка голосом Главного Редактора.

Определять рост собеседника по телефону Игорь не умел, поэтому не знал, что несет с собой этот звонок. Впрочем, сейчас Критовскому уже ничего не было страшно. Отсутствие Веры несло с собой явные плюсы, — ничто не могло теперь всерьез задеть Игоря. Впрочем, ничто не могло и обрадовать его.

— Критовский, — послушно признал Игорь, наконец.

— Что с настроением? — тоном рабовладельца, обнаружившего, что недавно приобретенный слуга оказался бракованным, возмутился Редактор.