«И кому только в голову пришло называть целиком подвластное всемирному тяготению падение — свободным?» — фыркнул Игорь и отошел подальше от окна и от шальных мыслей. Чтобы не сойти с ума окончательно, нужно было немедленно придумать себе очередной смысл жизни. Сначала придумать, а потом убедить себя, что он вовсе не придуманный, а самый что ни на есть настоящий, рожденный самой природой, а не игоревой воспаленной потребностью в самореализации.

«Как странно, когда необходимость жить превращается вдруг в нуднейшую бессмысленную обязанность. Как грустно, что эту обязанность нельзя ни спихнуть на кого-то, ни заменить чем-то более приятным» — Игорь представил свою дальнейшую судьбу. Ежедневное одинокое вышагивание. Из осиротевшей пустой железобетонной коробки квартиры в очередную синтетическую кормушку бессмысленной работы.

И оседлав, оседлая, бытом его стегала.

«Где ты, большая, светлая?» — сердце не умолкало.

Игорь отшвырнул листик. Такие строчки можно было писать раньше. Теперь Игорь точно знал «где?» — в прошлом. И это убивало все надежды, мучило в сто крат сильнее, чем, если бы «большая светлая» не встречалась вовсе.

Критовский вернулся к телефону. Главный Редактор уже давно затих. Короткие гудки свидетельствовали о необходимости положить трубку на родное место. Слышать кого-либо не хотелось. Игорь честно собирался отключить телефон. Но на это попросту не хватало времени. Желающие сообщить свои колоссальные новости градом посыпались на Игоря. Опять зазвонил телефон.

— Кто говорит? Слон? — на этот раз Игорь, конечно, старался предстать прежним жизнерадостным Игорем.

— Нет, Гошик. Это я, — еще не отошедший от своей вселенской обиды Стас говорил серьезно и сдержанно.

«Или обижайся, или звони» — мысленно возмутился Игорь, вслух продолжая при этом вести вполне улыбчивый разговор.

— Извини, не узнал. Думал, Слон звонит. Как раз жду от него вымогательств.

— Каких вымогательств? Какой слон?

— Да так. Есть у меня один знакомый отец-одиночка. Вдобавок, слон. Постоянно вымогает у окружающих шоколада. Для сына своего.

— Ты о чем?

Возможно, задумавшись, Игорь и прекратил бы ёрничать. Но думать страсть как не хотелось. Кривляться оказалось приятнее.

И, все-таки, в отсутствии Веры имелась масса плюсов. Помимо уже обнаруженных, еще и то, что теперь можно было откровенно нести чушьь, изображая радостное настроение. Говорить глупые поверхностные бредни, не стыдясь. Не опасаясь, что такое поведение недостойно человека, взявшего на себя ответственность жить вместе с чистейшим и честнейшим в мире существом.

Игорю и самому было противно от примитивности своих шуток. Но «хочешь жить, — умей смотреться». Отныне Игорь желал выглядеть благополучным. Чтоб ни одна зараза не могла подкопаться, чтоб никому и в голову не взбрело жалеть или сокрушаться.

— Ты все прикалываешься, а я к тебе с серьезным звоню, — обиженно засопел Стас.

— И как он? — деловито поинтересовался Игорь.

— Кто?

— Ну, этот Серьезный, с которым ты звонишь.

— Прекрати! — оборвал Стас, — Лучше слушай. Отныне я свободен! Больше ничего не боюсь! Понял, да?

— Вот так совпадение. И я тоже. А ты-то чего?

Стас пропустил сарказм Игоря мимо ушей.

— Я тебе это говорю, Гошик, собственно, не из хвастовства. А потому что, раз я тебя во всю эту историю посвятил, то ты все равно напрягаться и нервничать из-за меня будешь.