Напульсники с шипами – это хорошо, конечно, но явно недостаточно. По-моему, тебе очень пойдёт матросский полосатый тельник. Кожан мы тебе подыщем, юбку в тон тоже… Эй, Аирра! Ты не одолжишь Чухе свою бандану с костями и черепушками?
Кумар оказался хорош – уже после нескольких затяжек в теле чувствовалась та особенная лёгкость, за которую он так любил священную траву Джа. Лёгкости должно было хватить до самой таможни; там придётся немножко собраться и сфокусироваться. Потом снова можно будет расслабиться – до грузовой пристани.
Берега тихонько уползали назад; зелень плантаций постепенно сменялась пестротой построек. Здесь, за городской чертой, селились те, кому Биг Бэби был не по карману – или же просто любители тишины и свежего воздуха. Свежего, хм… Лоцман Чингалот шевельнул носом. Тут явственно попахивало канализацией. Значит, они уже почти приплыли… Да, вон и выход коллектора – низенькая каменная арка в береговом склоне. Значит, ещё пара поворотов – и таможня.
Лоцмана деликатно похлопали сзади по плечу. Некоторое время он соображал, что бы это могло значить. С одной стороны, он знал совершенно точно, что находится на барже один. С другой – после кумарной самокрутки иногда случаются и более странные вещи – особенно когда дымишь на голодный желудок. Лоцман взвесил все «за» и «против» и обернулся. Челюсть его отвисла. На него с ухмылкой пялилась жуткого вида рожа – белёсая, с ярко-красными пятнами на лбу и скулах и розовыми, как у кролика, глазами.
– Дай досмолить, оторва! – сказало видение и, ловко отлепив от лоцманской губы окурок, глубоко затянулось.
А из-под брезента между тем стали вылезать чудища и демоны, жуткие, страхолюдные и пахнущие почему-то перцем. Среди них был даже один оживший покойник, весь с головы до пяток синий. Он бережно прижимал к животу тряпичный свёрток.
– Эй, куки, Книга-то как? – с беспокойством спросил Чобы. – Цела?
– Чего ей сделается…
– Нам бы лучше здесь сойти, – нервно сказал кто-то. – Пока никто не видит.
– А дальше как? Типа, в город попасть?
– По канализации, как же ещё, – проворчал кто-то.
– По канализации? – поёжился Чобы. – Там же, это самое, ну… типа, опасно!
– Нам сейчас везде опасно, – возразил Пыха. – К тому же мы вместе, верно? А вместе мы сила!
– Ну, как бы да…
– Тогда пошли, – смоукер полез за борт.
Каторжане потянулись следом. Твадло досмолил самокрутку, подмигнул впавшему в ступор лоцману и с разбегу бултыхнулся в воду.
Канализационный коллектор представлял собой низкий, сложенный из грубо обработанного известняка тоннель с полукруглым сводом. Вход в него запирала решётка, настолько, впрочем, проржавевшая, что отогнуть несколько прутьев не представляло труда. По обеим сторонам заполненного мутно-зелёной водой канала тянулись узенькие тропинки в наносах канализационного ила. Запах был мерзкий, но, в общем, терпимый – за время пребывания на каторге Пыхе довелось нюхнуть ещё и не такое. Беглецы шли гуськом, растянувшись длинной цепочкой. Первые метров десять ещё можно было хоть что-то различить; но потом вокруг них сомкнулась тьма.
– Слышь, Пыха! – невольно понижая голос, спросил один из каторжан. – Как думаешь, Книга нас выручит, ежели что? Она же волшебная, верно? А тут, говорят, всякое водится…
– Не знаю, – ответил Пыха.
Вообще-то он был уверен в обратном; но это не слишком его пугало, особенно после всего произошедшего. Совсем по-другому чувствовали себя Чобы и остальные: вавилоняне с детства воспитывались на страшных сказках о чудовищах, обитающих в канализационных катакомбах; и нельзя сказать, чтобы истории эти были совсем уж беспочвенными. |