Не разбираясь в тонкостях политики, люди находили совершенно естественным, что после падения Муссолини Аттилио занял место Марио, а по возвращении Дуче Марио занял место Аттилио. Они не видели, в чем состоит преступление в такой чехарде, подсказанной здравым смыслом. Комиссар восседал за деревянным столом между Пицци и Барбьери, играющими роли присяжных. Так как учительница снова отказалась явиться, Пьетро Массачо, умеющий читать и писать, был назначен секретарем, несмотря на его протесты. Аттилио – главный обвиняемый – стоял у стены справа. Между ним и трибуналом на скамье смирно сидели его сообщники: де Беллис и Бонакки. Карабинер с ружьем сторожил подсудимых.
Эта история выходила за рамки понимания крестьян. Однако сам процесс судебного разбирательства так напугал их, что они, оробев, хранили молчание, наблюдая за происходящим.
Данте Бутафочи наслаждался, с затаенной гордостью созерцая мужчин и женщин, согнутых его железной волей и ловящих каждое его слово. Впервые он ощутил себя важной персоной. Это было чертовски приятно, и он пожалел, что бедная Леонтина не может полюбоваться им в такой момент. Данте с царственным величием обвел взглядом встревоженные лица, но тут же покраснел, поймав ироничную улыбку карабинера. Этот тип явно не принимал его всерьез. Данте почувствовал себя оскорбленным и решил для себя, что отомстит Джузеппе сразу же по возвращении в Фоджу. Вдохновившись этой мыслью, он торжественно начал свою речь:
– Жители Страмолетто!
Он немного помолчал, чтобы оценить тишину, наступившую после вступления. Затем продолжил:
– Вы знаете, зачем мы здесь собрались. Мы должны вместе осудить Аттилио Капелляро, изменившего родине и Дуче! Мы не можем проявлять малодушие, даже когда враг отступает по всем направлениям.
Пушечный выстрел громче предыдущих прервал речь Данте, и Бонакки воспользовался паузой:
– Если враг отступает, синьор комиссар, почему выстрелы усиливаются?
Поставленный перед констатацией очевидного факта, Бутафочи не нашелся, что ответить. Реплика трактирщика вынуждала признать противоречие, которое беспокоило и его самого, несмотря на доверие к официальным сообщениям. Он неловко вывернулся:
– Замолчите, Бонакки! Вы будете говорить, когда я вас спрошу. Вызывается свидетель Марио Веничьо!
Марио вышел вперед.
– Вы являетесь мэром Страмолетте?
– Я был им, синьор комиссар.
– Вы им являетесь и сейчас! Никто не имеет права сместить вас с должности, на которую вы были поставлены доверием ваших сограждан!
Польщенный Веничьо согласился:
– Это точно!
Пьетра Массачо прервал допрос:
– Я должен все это записывать?
Данте с жалостью посмотрел на него:
– Вы должны записывать все, что здесь говорится.
– Это невозможно!
– Почему?
– Вы говорите слишком быстро!
– Значит, пишите быстрее! Марио Веничьо, расскажите нам, что произошло после 25 июля?
– Так вот, синьор комиссар…
Из толпы раздался угрожающий голос Бьянки:
– Будь осторожен, Марио, когда станешь говорить про мужа моей двоюродной сестры!
С другого места поднялась растроганная Лаура.
– Спасибо, Бьянка, у тебя доброе сердце. При всех благодарю тебя!
Тут вскочила и Бьянка:
– Не переживай, Лаура. К чему нам ссориться, ведь мы почти родные сестры!
– Я и не собираюсь ссориться с тобой, особенно из-за пустяков!
– Только мужчины могут интересоваться такими глупостями.
– Бьянка, завтра я делаю пиццу, придешь отведать кусочек вместе с нами?
– Хорошо, я зайду вечером, утром у меня стирка.
Бутафочи был совершенно сбит с толку. |