Все трос поднялись, и Бергасси за всех сказал:

– Но только не мы, Марио! Если хочешь знать наше мнение, хорошо бы пойти сказать пару слов Аттилио, узнать, что у него на уме. И пусть лучше отдаст нам мэрию, пока мы не рассердились по-настоящему.

Супруга Капелляро достали бутылку вина. Они пили меланхолично и молча, не нуждаясь в словах. Что они могли сказать? Опыт поколений научил их смиренно гнуть спину под ударами судьбы, и они знали, что не смогут избежать того, что им угрожает. К чему спорить об этом? Лауру изводило это молчание:

– Аттилио, ты правду думаешь, что Марио прикажет тебя расстрелять?

– Он способен на все!

– А что будет со мной?

– Станешь вдовой.

Потрясенная несправедливостью уготованной ей судьбы, Лаура взорвалась:

– Это нечестно. Я этого не заслужила!

Капелляро почувствовал себя уязвленным тем, что его жена не желает становиться вдовой, но, однако, находит совершенно нормальным, что ее мужа расстреляют. Он не удержался от замечания:

– А то, что меня убьют, тебе все равно?

Синьора Капелляро не успела ответить, так как в комнату без стука вошли Марио и его друзьям. Они вели себя как победители. На мгновение наступила тишина – оба враждующих клана смотрели друг другу в глаза. Первым заговорил Веничьо, и тон его был очень вызывающим!

– Именем Дуче, Аттилио Капелляро…

Лаура прижала палец к губам и, так как Марио непонимающе уставился на нее, прошептала:

– Говори тише, разбудишь детей и Пепе.

Можно называть себя фашистом, но ничто не истребит человеческие чувства. Веничьо понизил голос:

– Именем Дуче, Аттилио Капелляро…

– Ты знаешь, что я с ним сделаю, с твоим Дуче?

– Ты сам ухудшаешь свое положение!

– Плевать!

– Аттилио, я тебя расстреляю. Возможно, мне будет нелегко это сделать, но не волнуйся, я найду в себе силы.

– Это неудивительно, ты ведь всегда мне завидовал.

– Завидовал, я? Чему же, интересно знать?

– Во-первых, потому, что я богаче тебя, во-вторых, тому, что моя Лаура лучше твоей Бьянки, и, наконец, тому, что мой Джанни завоевал сердце твоей дочери, и ты тут ничего не можешь поделать! А теперь ты зовешь на помощь немцев, чтобы уничтожить меня, но ничего у тебя не выйдет! Даже мертвый, я буду лучше тебя, доходяга!

Веничьо не предвидел, что патетическая сцена, которая по его замыслу должна была повергнуть врага к его ногам, повернется таким боком. Он слегка растерялся.

– Позволь мне сказать, что ты наглый обманщик, Аттилио. Ты никак не можешь быть богаче меня. Если хочешь, можем прямо сейчас посчитать!

Они немедля схватились за бумагу, карандаши и принялись за расчеты. После долгих препирательств, выяснилось, что они одинаковы бедны.

– Но что касается Лауры и Бьянки, я с тобой не согласен!

Перед зардевшейся синьорой Капелляро Аттилио перечислил все прелести своей супруги, расхваливая их чрезмерно поэтично, но с трогательным энтузиазмом. Не желая отставать, Марио детально, расписал физические и моральные достоинства своей половины. Вскоре свидетели поединка узнали все подробности об обеих дамах, но никаких нескромных мыслей это не вызвало, ведь речь шла о том, чья идеология выйдет победительницей из этого спора. И в Этом вопросе сторонам пришлось согласиться на ничью.

– Ты и твой сынок Джанни – вы для меня отбросы, грязь! И когда я увижу вас обоих связанными, стоящими спиной к карательному взводу…

– Что ты тогда сделаешь?

Это спросил Джанни, он только что вошел в комнату. Он устремился к Марио и взял его за грудки:

– Ну, скажи, что ты сделаешь, убийца? Шпион! Ты позор для своей семьи!

– Что ты говоришь, Джанни! И кому – мне, твоему родственнику!'

Марио чуть не плакал.