– Я же сказал, все хорошо.
– Да? Тогда почему ты шатаешься, как… кто там шатается? Маленькая лошадка? Как жеребенок, во. – Он явно доволен собой. – Почему ты шатаешься, как жеребенок? Эй, ты куда?
Я останавливаюсь у двери в ванную.
– Отлить, – раздраженно отвечаю сквозь зубы. – Это, надеюсь, разрешено?
Блейк идет за мной в ванную, а там скрещивает свои огромные руки на огромной груди и говорит:
– Весли сказал не спускать с тебя глаз. Ну, вдруг ты упадешь или типа того.
О, господи…
– Может, еще и член мне подержишь? – рычу я.
Он хмыкает.
– Не. Держанием члена пусть занимается твой бойфренд. Я просто посмотрю.
Нет ничего более ужасающего, чем отливать под взглядом гигантского одноклубника твоего бойфренда. Потом он ходит за мной по спальне, пока я с грехом пополам одеваюсь.
– Ради меня можешь не наряжаться, – замечает он, глядя, как я застегиваю рубашку.
– Не ради тебя, – огрызаюсь я. – Через час у меня тренировка.
– О не-ет. – Не успеваю я и глазом моргнуть, как Блейк оказывается напротив. И расстегивает мою рубашку. Мои слабые попытки оттолкнуть его руки заканчиваются неудачей. – Я отпущу тебя только в постель, – сообщает он. – Или на диван, если захочешь посмотреть со мной утренние ток-шоу. Любишь The View? Я обожаю. Ведущие – смешные бабенки. Прикинь, я там был один раз. Подкатил к Вупи. Был послан. – Он надувает губы. – Облом, да? (имеется в виду Вупи Голдберг, известная актриса и одна из ведущих ток-шоу The View – прим. пер.)
– Блейк.
Он замолкает.
– Что?
– Заткнись. На хуй. Окей? – Я знаю, что непростительно груб. Но, черт побери, у меня раскалывается голова. В груди ломит. Я еле стою. Неужели мои уши не заслужили чуть-чуть тишины? Может этот бегемот замолчать хотя бы на пять треклятых секунд?
На его лице мелькает обида.
– Окей. Извини. – Его черты ожесточаются, и в этот момент я понимаю, почему он так грозен на льду. Его взгляд говорит: «Со мной лучше не связываться». – Но Джей-бомб, заруби себе на носу. Ни на какую тренировку. Ты. Не пойдешь.
***
Мы с Блейком смотрим The View. В тишине. В голове внезапно начинает звучать песня Джони Митчелл – та, где она поет про «пока не потеряешь, не начнешь ценить, что имел». Серьезно, мне не хватает его бессмысленной болтовни. Полная тишина убивает. Заставляет чрезмерно отчетливо осознавать каждый мой прерывистый вдох и хрипы в груди. Когда я закашливаюсь, Блейк молча протягивает руку и хлопает меня по спине. Затем дает мне воды, безмолвно приказывая ее выпить. Блядь. Он и правда замечательный парень.
– Извини, – выпаливаю я.
Его голова наклоняется в мою сторону.
– Извини, что сорвался на тебя, хорошо? Просто я не привык, чтобы мне помогали. Я не привык быть… – Беспомощным. Я не могу даже выговорить это слово. Мое лицо начинает гореть, но я не знаю из-за стыда или из-за того, что вернулась температура. Тут я понимаю, что мои треники и толстовка какие-то влажные. Я вспотел.
– Все нормально, – бормочет Блейк.
Я дотягиваюсь до его плеча и сжимаю его.
– Нет, не нормально. Я вел себя как мудак. Извини. Ты хороший друг, Блейк.
Секунда – и он расплывается в широкой улыбке.
– Чертовски хороший. Ладно, бука, извинение принято. Я знаю, ты не в духе только из-за того… – Вдруг замолчав, он хмурит брови. – У тебя рука как прихватка. Ну, если бы прихватку забыли в духовке. Снова температура?
– Нет. – Он бросает на меня настороженный взгляд, но хотя бы не соскакивает с дивана в поисках градусника. |