Жевать. Глотать. Раньше это было так просто. Но сейчас у меня болит голова, а желудок отказывается что-либо принимать. Я проглатываю еще кусочек омлета, в котором тонна капусты, с сочным ломтиком пончика.

– Вот здоровая еда, ешь ее, – гудит Блейк.

Джесс упирается кулаками в бедра и начинает с ним спорить. И я больше не могу этого выносить. Комната кружится, что только усиливает позыв к тошноте.

– Блядь, – выдыхаю я и сползаю с дивана.

Ванная далеко, но я заставляю себя дойти до нее, после чего, захлопнув дверь, склоняюсь над унитазом, и меня выворачивает наизнанку.

Еще дрожа и задыхаясь, я чувствую на плечах теплые руки. Перед глазами опять все плывет. Мое лицо обтирает холодное, влажное полотенце.

– Тебе лучше вернуться в постель, – мягко говорит Джесс.

Джесс права… Я умываюсь, потом ковыляю к себе и заползаю под одеяло, пока Джесс и Блейк орут друг на друга и спорят, чей завтрак вызвал у меня тошноту.

***

Головокружение остается со мной на весь день. Еще у меня, кажется, поднимается жар, но я никого не зову. Хватит с меня их внимания. Мне нужен только покой.

Джесс заявляет, что у нас заканчиваются продукты, что может быть правда, а может, и нет. Но она дает Блейку список и отправляет его в магазин – наверное, чтобы чем-то занять его. На какое-то время обо мне забывают, и это прекрасно.

Мне снятся сумбурные сны. Время от времени я открываю глаза и не понимаю, где, черт возьми, нахожусь. Мне холодно, все мое тело дрожит, в венах лед. Хотя, нет, погодите. Мне жарко. Комната раскалена. Господи, мы что, живем в печке?

Я начинаю лихорадочно срывать с себя толстовку и треники, но в итоге запутываюсь в штанинах и рукавах.

– Печка, – говорю я. – Я словно в печке.

Стены не отвечают.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, в комнате темнота. Который час, какой день? Я не знаю.

Я не понимаю, почему мне так плохо. Черт побери, они же сказали, что у меня простой грипп. Мне должно становиться лучше.

Так почему мне становится хуже?

Я хочу к Весу. Мне его не хватает. Я говорил с ним сегодня? Не помню. Так хочется услышать его голос. А не эти странные звуки, похожие на случку чихуахуа и ротвейлера. Я слышу чуднóе тоненькое попискивание и глухое рычание, и тихий гул массажного кресла.

Странно…

Пока я пытаюсь понять, что там за шум, на тумбочке просыпается телефон. Хоть я и в полубреду, я все-таки разбираю, что на экране написано «Вес», и меня захлестывает дикая радость.

– Привет, – шепчу в телефон. – У нас есть собаки?

Назовите меня сумасшедшим, но весь перелет до Нэшвилла я волнуюсь за Джейми.

И даже сидя в такси, которое везет меня из аэропорта к арене, продолжаю представлять, что может пойти не так. Вдруг самолет Джесс задержится на пересадке в Денвере. Вдруг у Джейми закружится голова, он упадет, расшибется и будет лежать на полу в луже собственной крови…

Черт. Надо обуздать свое треклятое воображение. Обычно я не накручиваю себя, но сейчас меня гложет дурное предчувствие, и я не могу понять, почему. Возможно, увидев Джейми в больнице, я испытал такой шок, что еще не оправился от него.

Я еще раз вбиваю в приложение номер рейса Джесс и вижу, что ее самолет благополучно сел.

Но вдруг она опоздала на пересадку…

Расплатившись с таксистом, я показываю охраннику на входе в арену свой ID.

Он смотрит вверх, и его кустистые брови приподнимаются.

– Ты тот парень из новостей.

К сожалению.

– Не подскажете, где гостевая раздевалка? – спрашиваю я.

Стряхнув удивление, он открывает мне дверь.