– Слушай, – тихо говорю я. – Я ценю это. Правда, ценю. Но не набрасывайся на первого же парня, который назовет меня педиком. Нет смысла превращать игру в свалку, если мы можем этого избежать. Держи себя поначалу в руках. Давай просто посмотрим, что будет.

Хьюитт медленно кивает. Потом хлопает меня по спине и встает.

– Окей, новичок. Буду сдерживать своего Халка. Какое-то время.

***

Всю тренировку я не жалею себя. Но когда нас отправляют в отель отдыхать, заснуть не выходит. Я звоню Джейми. Не отвечает. Наверное, спит.

Это же хорошо, верно?

Но я все равно беспокоюсь. Вообще, я нечасто бываю так взвинчен перед игрой.

После нескольких тревожных часов я снова переношусь в центр суеты на катке. Мы команда гостей, так что во время объявления состава получаем от болельщиков свою порцию шума. Обычно я пропускаю это дерьмо мимо ушей, но сегодня отгородиться от него не могу. Мне кажется, или неодобрительный гул стал громче обычного? Не пожалеет ли клуб, что нанял меня?

Игра начинается, в целом, нормально, но мои товарищи по команде заметно напряжены, и я знаю, что это из-за меня. Когда моя пятерка выходит на вбрасывание, я оказываюсь плечом к плечу с парнем по фамилии Чукас.

– Значит, ты педик, да? – говорит он. – Если я прижму тебя к бортику, у тебя случится стояк?

– Только если сначала ты меня поцелуешь, – парирую я, не отводя глаз от шайбы, и борьба начинается. Играя в хоккей, я отметаю от себя все сомнения. Иначе нельзя. Тут требуется предельная концентрация. За это я и люблю хоккей. Такой кайф отбросить на пару часов свою жизнь и видеть только фигуры в движении на ослепительно-белой простыне льда.

К концу первого периода становится ясно, что сегодняшняя встреча не грубее и не дружелюбнее предыдущих. Все идет, как всегда – энергично и бурно, – и в третьем периоде мои парни перестают зажиматься.

Что, впрочем, происходит несколько поздно – дело заканчивается всего лишь ничьей, хотя мы могли сыграть много лучше. Но я в кои-то веки считаю ничью за победу. Завтра в газетах не будет язвительных заголовков на тему моей игры.

Неделю назад я сделал хет-трик. А сегодня я радуюсь, что моей фамилии не назовут в новостях. Считайте, что мои стандарты понизились.

Я ухожу в раздевалку, обливаясь потом и с ощущением облегчения от того, что НХЛ благополучно пережила игру с первым открытым «голубым» игроком. Отбрасываю щитки и сразу, не заходя в душ, достаю телефон. Уже почти десять, и я хочу позвонить Джейми, пока он еще не заснул. Я набираю номер, надеясь, что не разбужу его. Он немедленно отвечает.

– У нас есть собаки?

– Что, бэби? Я не расслышал.

– Собаки. Чивейлеры. Разве они у нас есть?

По моей вспотевшей спине ползет холодок.

– Нет… собак у нас нет. – Он что, разыгрывает меня?

– Я хочу щенка, – говорит Джейми. В его голосе хрип. – Всегда хотел. С самого детства. Но родители сказали, что у них уже есть шесть детей, и новых зверей им в доме не надо.

Мой мозг не успевает за ним поспевать.

– Бэби, у тебя температура?

– Не знаю… Но здесь очень жарко.

– Где ты? – А то я в десяти секундах от того, чтобы набрать 911.

– В кровати. А ты где? Почему ты не здесь?

По всей моей коже распространяется холод.

– Бэби, я в Нэшвилле, – говорю осторожно. – Улетел на игру. А где Джесс? Она должна быть с тобой.

– Ну… – говорит он со вздохом. – Не знаю. Не вижу ее.

Тут он начинает кашлять – ужасным, захлебывающимся, мокрым кашлем, – а я стою с телефоном, прижатым к вспотевшей щеке, и слушаю, как он не может вздохнуть.