— Как ты здесь?

— Ага.

Лорин с хрустом разгрызла печенье.

— Тебе нравится здесь? — спросил Каяри, участливо глядя на нее.

Лорин задумалась. Здесь не подходило слово "нравится".

— Здесь, понимаешь, — сказала она, — здесь все. Вся жизнь. До этого был ад какой-то, сон. Кошмарный сон. А теперь… теперь я живу.

Каяри улыбнулся. На темном лице блеснули белые зубы.

— Понимаю. Ведь я тоже не родился в имата.

— Да?

— Да. Но я мало помню прежнюю жизнь. Мне тогда было четыре года. Почти ничего не помню, если честно.

— Где ты жил раньше?

— В Колумбии.

— Но значит, — озадачилась девочка, — значит, Асири и Кола…

— Они не родные мне. Они меня усыновили. Но это неважно, — Каяри махнул рукой, — меня привез сюда Анквилла… ты ведь знаешь Анквиллу.

— Да, конечно! — Лорин задохнулась от воспоминания.

Отец отшвырнул ее, и она ударилась об угол стола, а когда пришла в себя — отец лежит на полу, и по рубашке растекается аккуратное пятно крови, а голые ноги нелепо разбросаны. У окна стоит Анквилла и смотрит на нее, и глаза его — страшные.

Ей удалось тогда не закричать. Поэтому они смогли выбраться.

— Расскажи, что ты помнишь, — попросила она. Каяри задумался.

— Да говорю же, почти ничего. Кажется, мою мать убили. Так сказал Анквилла. Я не знаю. Я помню, что стреляли, а я прятался под ящиком таким большим. Он так вонял, ящик этот, не знаю, чем. Я всегда там прятался, когда стреляли.

Помню, я все время искал, что бы поесть. Всегда есть хотелось. Я целый день на улице искал. Мы на такую большую свалку ходили, знаешь… старшие там что-то искали, чтобы продать, выменять. А я иногда там находил еду. Один раз кто-то выбросил "Сникерс" прямо в обертке. Надкусанный, правда.

— Ужас какой, — сказала Лорин.

— Я мать не помню почти. Вроде она меня на руках держала… не помню. Голос такой помню, резкий. Мне кажется сейчас, она была очень молодая… Но у нас часто стреляли, знаешь. Мне тогда страшно было, я ж еще мелкий был.

— Конечно. Еще бы не страшно.

— Ну вот, помню, я там сижу под ящиком, и вдруг меня какой-то дядька берет на руки, я сначала задрыгался, думал, он меня убьет. А это был Анквилла. Потом помню, мы на диске летим… красиво так над океаном. Я такой счастливый был… Потом еду помню.

Каяри допил чай и отставил свой бокал. Откинул голову на диван.

— Еда такая вкусная. Каша, молоко. Печенье. Я ел и ел. Потом еще помню, Асири. Она меня берет на руки. Я мужчин всех боялся, а женщин нет. Она меня на руки берет и говорит "я твоя мама".

— Господи, Каяри, это так ужасно, когда дети страдают, — губы Лорин дрогнули, — ладно, взрослые… большие. Это ладно еще. Но такие маленькие дети…

— Так урку же, что ты хочешь. Весь этот мир такой. Потом еще помню игрушки… солнце на полу. Потом все стоят вокруг и смотрят на меня, а Анквилла мне на голову воду капает и говорит "Катари Яти".

— Обряд имени! У меня ведь он был совсем недавно. Ты, значит, "мудрый змей".

— А ты — Лориана Рава, огненная заря. Я знаю, почему так.

— Почему?

— Потому что скоро наступит огненная заря… потому что дальше так продолжаться не будет. Мир изменится. Когда мы вырастем, мир изменится.

Подростки смотрели друг на друга, и в черных глазах Каяри горела улыбка, и отражалась в серых глазах Лорин.