* * *

— Необязательно было так торопиться, Питер, — с язвительной улыбкой заметил дядя Эдмунд. — Присаживайся, располагайся, раз уж пришел. Боже, как это ужасно, что я вынужден есть овсянку. Особенно, когда одновременно приходится видеть твое постное лицо по другую сторону стола...

И он наигранно содрогнулся.

— Доброе утро, дядя. Доброе утро, доктор Краффт. Приходила какая-нибудь интересная почта?

— Да, приходила, — ответил дядя Эдмунд. — Я получил предложение от «Метро», перебивающее цену мисс Бишоп на целых десять тысяч. Разумеется, я собираюсь...

Тут он резко дернул рукой, зацепил рукавом кувшин со сливками и опрокинул его содержимое прямо себе на колени.

От яростных воплей задрожали стекла.

— Разумеется, я собираюсь продать пьесу «Метро», как только Луис доберется до своего стола! — прокричал дядя Эдмунд, вскакивая и неистово отряхивая брюки. — Питер, это твоя работа — следить, чтобы мои вещи не стояли там, где я могу уронить их. Мне очень хотелось кинуть кувшин тебе в лицо!

Оуэн безмятежно сунул руку в карман и перевел стрелки часов...

— ...получил предложение от «Метро», касающееся «Леди Пантагрюэль», — работая ложкой, весьма спокойно проговорил дядя Эдмунд.

Оуэн перегнулся через стол и осторожно передвинул кувшин со сливками. Дядя Эдмунд одарил племянника раздраженным взглядом, но прежде чем он успел открыть рот, тихо заговорил доктор Краффт, следуя какой-то своей нити размышлений.

— Вы знаете, — мечтательно рассматривая ноготь своего большого пальца, сказал он, — я почти вспомнил кое-что. Подождите, пожалуйста. — Он плотно закрыл веки. — Думаю, я знаю, где оставил моего дорогого малыша Макси.

— На пляже! — выпалил Оуэн так резко, что дядя Эдмунд подпрыгнул и чуть не перевернул тарелку с овсяной кашей. Открыв глаза, доктор Краффт поморгал и покачал головой, — Нет, Питер, ты ошибся. Это было... стойте, я почти...

— Вчера утром вы пошли прогуляться по пляжу, — сказал Оуэн. — Вам нужно было о чем-то подумать. И вы взяли Макси с собой, помните?

— Ах, но я принес его обратно, — прошептал доктор Краффт. — Нет, я оставил Макси... оставил его...

— На пляже, — уверенно закончил Оуэн. — Вы оставили его там. Я точно помню. Еще подумал, что вы, наверное, положили лягушку в карман. Но вы не могли. Потому что на вас были только плавки. Это логично, разве нет?

— Что? — спросил вконец запутавшийся старик. — Карманы? Нет, у меня нет карманов на плавках. Так что, конечно, Макси не мог быть там. Но я почти...

— Ну, вот мы все и выяснили, — многоречиво продолжал Оуэн. — Вы пришли на пляж поразмышлять и посадили Макси так, чтобы сосредоточиться на нем, а когда закончили, просто забыли про него. Он, наверное, все еще сидит на том камне, если, конечно, прилив не смыл его в океан, — хитроумно добавил Оуэн.

— Ох, мой бедный малыш Макси! — схватившись за сердце, воскликнул доктор Краффт.

Он оттолкнул стул и бросил на стол тревожный взгляд.

— Вы должны извинить меня, Эдмунд, Питер. Моего бедного Макси смыло в океан! Нет, нет! Я иду, Макси!

И он быстро вышел из комнаты.

Штамм мрачно продолжал есть овсяную кашу, многозначительно игнорируя неловкий момент. Оуэн кашлянул.

— Если пытаешься привлечь мое внимание, — заметил Штамм, — помни, что ты разумное существо, а не тупое животное. Лаять, как эрдельтерьер — плохая замена цивилизованной речи.

Подавляя желание спросить дядю Эдмунда, откуда ему знать, что такое цивилизованная речь, Оуэн тактично затронул тему «Леди Пантагрюэль».