Я довольна и тем, что Аксюша написала мне оскорбительное письмо -- без него я бы долго колебалась. Оно выбило меня в определенность, и хотя новое состояние мне очень тяжело, но зато я знаю -- что делаю, а это главное.

Со вчерашнего дня я узнала, что жить без вас тревожно, места себе не нахожу. Я думаю, это от того, что я узнала об опасности: нас хотят разлучить. Вы этого, признаться, добивались -- вот и получайте: теперь я могу быть только с Вами или совсем без Вас. Расстанусь без слез. И письмо я пишу не для того, чтобы делать пространные признания, а чтобы получить четкое направление дальнейшей жизни и перестать страдать. Мне так много пришлось мучиться в жизни, что я боюсь страданий, ненавижу их, и даже страдающие люди внушают мне сейчас страх и отвращение.

Слушайте внимательно: я решаюсь с радостью на то, чтобы быть с Вами, и не только в благополучии, но и во всех возможных трудностях и несчастьях. Все мои долги потеряли надо мной власть, как только я почувствовала, чего хочу и на что имею право.

Если Вы меня любите не литературно и имеете силы, чтобы сделать все как надо, мы получим свою долю человеческого счастья. Если нет -- я прошу Вас, ради Бога, еще раз проверьте себя, не обманывайте нас обоих -я круто поверну, так как должна жить, должна быть здоровой и сильной.

Не бойтесь мне сказать горькую о себе истину,-- любить человека, недостаточно меня любящего, я не хочу -- не буду!

...Не сердитесь на Аксюшу -- это скорее ваша, чем ее, вина: нельзя требовать от человека большего, чем способно вместить его сердце и ум, и надо самому быть больше человеком, чем писателем, в отношении той же Аксюши.

Боже мой! Неужели Вы -- не тот человек и это снова обман? Откуда взять силы, чтоб дотерпеть до конца".

12 марта. Вот что я придумал! От этих двух месяцев напряжения, в котором были отражены земля и небо без удовлетворения, нервы расшатались до того, что теперь больше совсем не похожу на себя, а на бабу. Какая-то неудовлетворимая женщина, вроде русалки: щекочет, а взять нельзя. И не она не дается, а как-то сам не берешь: заманивает дальше! А, в сущности, оно и должно так быть, если уж очень хочется любить,и желанием своим забегаешь вперед.

Для оздоровления жизни нужно просто начисто бросить эту любовь и делать что-нибудь чисто практическое, благодаря чему можно создать близость и привязанность, из которых сама собой вырастет, если мы достойны, настоящая и долгая любовь.

Практический план: в обмен на свою комнату она берет две мои прежние и селится с матерью. Таким образом, достигается хотя бы скромная реальность, что мы -- соседи. Тревога: "любит -- не любит" значительно смягчается. Если он -- она разлюбит, вот ее половина и вот его. В то же время и для всех нет никакой видимости для судачества: квартира была моя, почему бы не занять ее двум семьям? И покончены внешние обстоятельства и помехи.

С другой стороны, если у нас пойдет все хорошо, то наши отношения могут постепенно развиваться. И все мои привычки остаются со мной, и все ее мечты о литературной работе тут: переходи в кабинет и работай. Кроме того, мне легче будет им помогать, когда наступят черные дни, а они наступают.

Так что люби сколько хочешь. А поругаемся -- она к себе, а я -- к себе. Идеально! -- а глупые люди говорят, что любовь не зависит от внешних условий. И так надо сделать, иначе наше чувство испортится: на нервах долго не проживешь. И вообще, как-то глупо и несовременно до крайности: люди умирают от голода, а мы -- от любви.

Не надо думать, однако, что выход из стесненного положения получится именно через "практику": нет, сама эта практика есть не что иное, как фазис чувства в таком его выражении: "любишь кататься, люби и саночки возить". И вот именно "люби!", потому что если по правде любишь, то, любя,и тащишь санки вверх.