Дальнейший диалог, плавно перешедший в монолог ГКП я по соображениям сохранения нравственности опущу. Отмечу лишь, что ни камера ни летавший с ней матрос не пострадали совершенно. Пострадал Гоша вкупе с командиром дивизиона, показательно отдираемые впоследствии неоднократно на всех совещаниях за нарушение техники безопасности. Самое смешное было в том, что матрос заинструктированный перед «подвигом», был привязан таки шкертом страховочным, но…к палубе. Вот на всю длину этого шкерта он и летел.

Да. Но это был как говорится «первый звоночек».

Второй прозвенел, когда в день выхода на боевую службу Гоша на пароход не прибыл. Случай совершенно неординарный, и даже выход задержали на полчаса, пока не прошла достоверная информация, что Гоша не изменник родины и дела КПСС, а находится в госпитале, травматологии, с резанной раной руки. Ушли мы без него, и догнал он нас месяца через полтора, придя в Средиземное с какой-то оказией.

Резаная рана действительно присутствовала у основания большого пальца, причем в результате повреждения сухожилия палец этот не сгибался. Впрочем это не сильно умаляло природного добродушия Гоши, который поведал, что буквально в ночь перед выходом, дома, будучи совершенно трезвым (здесь ему не поверили даже самые доверчивые) он, открывая дверь из комнаты в коридор, высадил стекло.

Наверное третьим звонком следует признать, что на той же боевой, когда в свободное время занимались кто — модели делал, кто — еще чем, Гоша занялся изготовлением цветомузыкальной приставки.

Звонок прозвенел в тот счастливый момент, когда он, имея в зубах сигарету, и что-то мурлыкая копался во внутренностях своей цветомузыки. По свидетельству очевидцев «звездануло» его с такой силой, что окурок сигареты вылетел изо рта, описал баллистическую траекторию и конечно попал на коврик, пропитанный каким-то раствором, которым Гоша обрабатывал переднюю панель своего детища, немедленно принявшийся — пока Гоша сползал с кресла в шоке от удара — тлеть. Хорошо, что рядом были указанные очевидцы, и дело не кончилось «возгоранием в жилом помещении».

Так уж получилось, что в следующем «звонке» ваш покорный слуга принимал участие — хоть и опосредованное.

Дело в том, что после боевой Гошу опять положили в госпиталь, так как эскулапы решили палец ему починить — чтобы сгибался то есть.

Дело было перед Ноябрьскими, которые во времена оны широко отмечались советской общественностью.

Так как боевой товарищ находился в госпитале, решено было устроить коллективное посещение последнего. В соответствии с этим решением взяты были с собой шило корабельное — и легкая закуска.

В «травме» да еще и в праздничный день народу было немного. Гоша «выскакал» к нам на костылях, чем естественно вызвал немедленное изумление — палец на руке — и причем здесь костыли. Предположения, что в процессе лечения он сломал еще и ногу Гошей были тут же развеяны, оказалось, что кусок сухожилия для починки пальца эскулапы ему из ног вырезали, пришив два пальца на ноге на одно сухожилие.

Обсудив ряд проблем в процессе употребления принесенного мы разошлись по домам, оставив недопитое Гоше, для «внутреннего потребления» с коллегами по несчастью,т. е. «сопалатниками».

К сожалению продукт не пошел впрок, о чем мы узнали сразу на подъеме флага после праздников, когда отпустив экипаж командир оставил офицеров и начал нас — посещавших Гошу беспощадно драть, за то, что мы принесли в госпиталь спиртное. Факт этот несомненно наружу не выполз, ежели бы не Гошино невезение. Оказалось, что с ним в палате лежал курсант пятого курса со сломанной челюстью. Для кормление последнего в гипсе была трубочка, в которую Гоша и влил малую толику шила, пожалев мученика, который не может достойно отметить славный революционный праздник — с полного одобрения подопытного.