Изменить размер шрифта - +

Он показал на Таню. Она перешла во второй ряд, оказалась рядом с Колбасником. Он толкнул её и прошипел:

— Невеста без места.

Хихикнула Оля Савёлова, громко засмеялась Оксана.

— Тритон — это ящерица, — сказал Колбасник громко. — Только водяная. У него ручки как у человека.

И он выставил вперёд банку с тритонами. У них правда были ручки с растопыренными пальчиками. Всё равно тритоны Тане не нравились. Может быть, потому, что это были тритоны Колбасника. И вообще Тане вдруг совсем расхотелось фотографироваться, только уйти было неудобно.

— Ну и коллектив! — сердилась Нина Алексеевна. — Никакой организованности! Сказано — улыбнитесь, значит — улыбнитесь. В классе им смешинка в рот попадает. А здесь они специально сделают кислые лица. Что за дети! Это же фотография для стенда! Она будет висеть в Доме пионеров. Там открывается выставка «Мой четвероногий друг».

— Четвероногий? А как же канарейка? — спросила Лариса.

— Не задавай глупых вопросов, — сказала Нина Алексеевна.

Она улыбалась, потому что Олин папа опять сказал:

— Спокойно! Снимаю!

Он щёлкнул аппаратом несколько раз. Потом сказал:

— Всё. Снимки напечатаю через неделю.

Все стали расходиться.

Нина Алексеевна напомнила громко:

— Все слышали? Фотографии будут через неделю. Принесите деньги, по пятьдесят копеек. И никаких «забыл»!

Колбасник вдруг сказал Тане мирно:

— Раньше вся земля была заселена тритонами. Только большими, больше крокодила раз в семьдесят.

Унесли своих толстощёких хомяков Оля и Лариса. Унесла чёрненького пинчера Оля Горелова. Колбасник уволок своих тритонов.

— Вова! А почему не пришёл Серёжа? — спохватилась Нина Алексеевна.

— Он никак не мог, — ответил Вовка. — У него ухо болит.

— Знаю я ваши уши, — на всякий случай устало сказала учительница.

Все расхохотались. Таня стояла, краем глаза следила, куда пойдёт Максим. Может быть, он подойдёт к ней? Может быть, скажет что-нибудь? А Максим сидел на корточках перед Чарликом, гладил его. И Людка стояла рядом.

 

 

— Какая порода? — спросил Максим.

— Помесь терьера со шпицем.

— Дворняга, значит, — сказал Максим.

— Ничего подобного, — обиженно протянула Людка, — помесь терьера со шпицем.

— Славный, — мирно сказал Максим.

Он всё гладил Чарлика. Тане так хотелось подойти. Ну почему она не смогла подойти к ним? Людка — подруга, Максим — это Максим. Любой человек из класса мог подойти к нему, спросить что-нибудь. Любой. А Таня не могла. Все другие без сложностей. А Таня со сложностями. Поэтому ей так трудно.

Наконец решилась!

— Людка! Я пошла!

А Людка? Глянула через плечо, небрежно. Кто это там ей, Людке, мешает с человеком разговаривать? Не остановила, не сказала: «Подожди, Таня, вместе пойдём». Махнула рукой неопределённо — не то приветливо, не то равнодушно.

А Максим? Он треплет Чарлика за ухом.

Тане становится очень-очень грустно. А почему, собственно? Что с ней такое творится? Ей кажется вдруг, что у Людки хитренькая лисья мордочка и нахальный взгляд. Что за новости? Людка же её подруга. Получается так: если Людка не подошла к Максиму и не поговорила с ним — она хорошая, славная Людка. А если подошла и поговорила, позволила собаку Чарлика погладить — то она плохая Людка с хитрым личиком? Нет, так не годится. Людка ни в чём не виновата.

Быстрый переход