— Куда же вы собралась, Павел Петрович? — удивился капитан, останавливаясь на полдороге к крыльцу. Атаман мельком посмотрел на милиционера и ответил:

— Тут одна тропа. У них часа четыре форы, ну да мы их все равно догоним…

— Опомнитесь, Павел Петрович, — покачал головой капитан. — Сейчас не девятнадцатый век… Мне уже известны обстоятельства этого дела, более того — наши информаторы указали, что убийство и похищение совершены группой уголовников, бежавших из Пятигорска; сейчас они прибираются вглубь России, вся милиция ведет поиски их и девочки.

— Что-что-что?! — атаман выпрямился, подошел ближе и оскалился. — Мальчик совершенно ясно сказал…

— Мальчик перенес пытки и находился в полубессознательном состоянии, — перебил его капитан. — А вы собираетесь созвать вооруженную банду и идти карательным походом на земли, где только-только закончилась война и население едва-едва поверило власти! Разумеется, я уже сообщил правоохранительным органам сопредельного субъекта федерации… — успокаивающим голосом продолжал Вишнепольский. — Они тоже примут участие в поисках, но это не имеет смысла…

Глаза атамана стали непонимающими. Он моргнул и тихо спросил:

— Капитан, ты что, больной? Какой субъект федерации? Какие органы? Какая помощь в поисках?.. Уйди с дороги?

— Господин атаман! — Вишнепольский сузил глаза. — Я ожидал чего-то подобного. Мне отлично известно, какое количество оружия незаконно хранится в станице, мне известно и то, что вы все это покрываете. На южной окраине села разгрузился «урал» с ОМОНом. При попытке покинуть село…

— Станицу, — процедил атаман.

— При попытке покинуть станицу им отдан приказ применить силу! Мы не позволим вам бесчинствовать и бандитствовать!

— Ах, ты… — Павел Петрович двинулся было на Вишнепольского, но остановился и крикнул ОМОНовцам: — Мужики, кто ваш командир?!

— Специальным распоряжением отряд временно подчинен мне, — торжествующе объявил капитан. Атаман даже не поглядел на неге:

— Мужики! Ну вы русские или нет?! Пацана маленького убили, другого искалечили, девчонку украли, все трое из одной семьи! Ну…

Он осекся. С двух нажранных рях на него смотрели равнодушные глаза добротных американских боевых роботов. Вишнепольский засмеялся.

И тогда атаман заплакал.

— Сволочи, — сказал он сквозь тяжелые слезы, — за сколько ж вы Россию продали!?.

…Возвращение отца Глеба сопровождалось таким матом, что Сергей не поверил своим ушам. Илья Григорьевич при нем ни разу не матерился, что уж говорить о дочках, затихших на краю скамьи. Но вид вошедшего старшего Семаги был куда страшнее матерных слов — черное от гнева лицо, почти прорвавшие кожу скулы. Он тяжело бухнулся на стул.

— Дядя Илья… — начал Сергей. — А как же…

— А вот так же? — гаркнул тот. — Детей — их уголовники казнили. И на север ушли, там их и ищут. А чтоб мы мирных соседей не затронули — станицу с юга ОМОНом блокировали! — он снова выругался, треснул кулаком по стелу и тоскливо сказал: — Ну не стрелять же их, дураков… ведь русские… Ты чего смотришь, дура?! — заорал он на жену. — Водки неси!

Сергей встал и тихо скользнул в комнату Глеба.

Тот стоял у окна, повернулся на шаги — почтя такой же страшный, как отец, только лицо Глеба было опухшим от слез, но глаза глядели жестко и пристально.