«Если я полезу драться с четырьмя этими фашистами, – сказала себе Лека, – они меня убьют. Это бесспорный научный факт. Я уже знаю, как работают эти бестии. Но если Дик, гнида персидская, не появится здесь через минуту, я пойду разбираться с ними. Потому что тонуть в этом вонючем гнилье я не собираюсь».

    Один из ардов положил руку на плечо вьетнамца. И тут же отлетел в сторону и упал как подкошенный. Конечности ардов немедленно пришли в движение – они замолотили дубинками с четкостью механизмов. Картина была совершенно ирреальной – Лека не слышала ни звука, а черные силуэты боевиков вырисовывались на фоне желтого света, как марионетки в театре теней. Не было только силуэта жертвы. «Наверно, старик уже упал, – подумала Лека. – Я опоздала».

    Вдруг она увидела вьета. Он стоял на другой стороне улицы. Арды заметили его тоже – бросились всей оравой. Старик и не думал убегать. Просто он стал ниже, почти распластался по земле. Двигался он медленно. Очень медленно – как змея, еще не очнувшаяся от спячки. Он ускользал от черных коршунов, налетевших на него, когда столкновение казалось неминуемым, плыл по замысловатой траектории, вычерчивая узор, понятный одному лишь змеиному Богу.

    Один из ардов вдруг взлетел в воздух и переломился пополам, словно в живот ему ударили бревном-тараном. Он шлепнулся на четвереньки, попытался встать, снова упал и затих. Другой споткнулся о ногу вьетнамца – едва задел ее, но почему-то не смог остановиться и бежал, размахивая руками, пока не вьехал головой в стену. На ногах остался один, последний ард. Нормальный человек давно испугался бы и убежал, поняв, с кем столкнулся. Но в этом не чувствовалось ни малейшего испуга. Он отбросил дубинку в сторону, и в руке его блеснул нож. Орудовал он им умело, хотя и несколько механически. Казалось, лезвие уже почти вошло в живот вьета, но старик выкинул вперед руки, и солдат отлетел метров на семь. Лека покачала головой.

    – Туйшоу, – пробормотала она. – Туйшоу. Но каков старикашка! – Ей еще не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь применял этот прием с такой силой.

    Собственно говоря, делать больше было нечего. Восточный человечек поклонился каждому из своих противников, валявшихся в полной отключке, а потом – Лека не поверила своим глазам – сел по-турецки прямо на сырой асфальт, опустил руки на колени и замер.

    – Ну, что скажешь? – Шепот раздался у самого уха Леки, и она едва не вскрикнула.

    – Что, что? Видишь, в гнилье по колено стою, тебя дожидаюсь. Провоняла вся, как падаль. А твой старичок, похоже, в защите не нуждается.

    – Что скажешь о его стиле?

    – «Багуа-чжан»* [Один из внутренних стилей (нэй-цзя), уходящий корнями к даосским учениям I-III вв., основанный не на применении силы, а на циркуляции и выбросе энергии (ци).]. Стиль змеи. Это же козе понятно.

    – Похоже, но не то. Это что-то особенное. Что-то более древнее и естественное, чем «Багуа», доведенное до изумительного совершенства. К тому же он двигается не по кругу. И локоть выставляет наружу. Это не характерно...

    – Дем, ты совсем сбрендил?! Лучше места, чем помойка, для своего диспута не придумал? Давай уж прямо в мусорный бак залезем.