– И в один прекрасный день, – шепнул Доминик Флэндри юной даме, которой он показывал Адмиралтейство (сравнение должно было продемонстрировать его высочайшую эрудицию), – боги могут разгневаться так же, как гневались в прошлом. Но будем надеяться, последствия их ярости на этот раз будут менее плачевны.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила она. Поскольку цель Флэндри заключалась вовсе не в просвещении дамы, а в том, чтобы соблазнить ее, он лихо закрутил ус и вкрадчиво произнес:

– Я хочу сказать: вы слишком очаровательны, чтобы обременять вас моими глупыми предчувствиями. Вы хотели посмотреть звездный глобус, с помощью которого прокладывают курс в космосе, это здесь – пойдемте.

Он не стал объяснять ей, что великолепные трехмерные изображения звезд предназначены только для туристов. Ведь даже самые ничтожные астрономические расстояния слишком велики, чтобы карты, каковы бы они ни были, могли принести хоть какую‑нибудь пользу. Реальная же информация хранилась в огромных банках памяти весьма непрезентабельных компьютеров, которых обычным гражданам видеть не полагалось.

Когда кэб Флэндри сегодня оказался на территории Адмиралтейства, ему вдруг вспомнился этот давний, совершенно незначительный эпизод. Завершился он тогда к полному его удовлетворению. Но ум Флэндри еще долго был занят случайно возникшим сравнением, которое он тогда не разъяснил своей пассии.

Вокруг него поднимались монументальные разноцветные стены, такие высокие, что на самых нижних этажах флюоропанели горели круглосуточно, а по стенам лианами тянулись линии надземок, ведущие к вершинам зданий, которые тонули в облаках или купались в солнечном свете. В небе кишели тысячи воздушных кораблей, и их сверкающий танец был так сложен, что управлять им мог лишь мощный электронный мозг. Между зданиями лились транспортные потоки; они то выползали на свет, то вдруг исчезали в туннелях или в пещерах, расположенных под фундаментами рукотворных монстров. Кэбы и автобусы – воздушные и наземные – были почти бесшумны, как и движущиеся тротуары. Порой раздавались голоса и шорох шагов. И все же Адмиралтейство словно купалось в круглосуточном гуле, подобном гудению пчелиного улья, – отголосках той огромной работы, которая шла в недрах зданий.

Ибо здесь находилась ось имперского могущества. Терра, грубо говоря, правила пространством, имевшим форму сферы, в диаметре составлявшей свыше четырехсот световых лет. В нее входили более четырех миллионов звездных систем, из которых свыше ста тысяч в той или иной степени зависели от Терры.

Такова была внешняя сторона Адмиралтейства – предмет его особой гордости. Ну а ежели заглянуть за сцену… Флэндри очнулся от своих мыслей. Его машина спланировала к Разведывательному управлению. Он в последний раз глубоко затянулся сигаретой, сунул ее в утилизатор и придирчиво оглядел свой мундир. Вообще‑то он предпочитал тот щегольской вариант формы с различными элегантными отступлениями от общепринятого, который дозволялся достаточно гибкими правилами, а чаще такой, какой даже они не одобрили бы. Однако если ваш отпуск прерван спустя лишь несколько дней после прибытия на Терру и вам приказано немедленно явиться к вице‑адмиралу Хераскову, то для вашего же здоровья полезней, если вы прибудете к нему в простом белом мундире и в таких же брюках, выпустив последние поверх аккуратных ботинок, с ремнем вместо шарфа, в повседневном сером плаще и в берете, скошенном так, чтобы кокарда с солнечным протуберанцем приходилась как раз посередине вашего лба.

«Власяница и пепел больше подходили бы к случаю, – печально подумал Флэндри. – Три пышнотелые девицы, готовые и даже жаждущие украсить своим присутствием празднества по случаю моего дня рождения, каковые – распланированные на неделю – должны были начаться завтра в Эверест‑хаузе, не говоря уж о меню, на разработку которого я затратил целых три дня! Мы могли бы растянуть удовольствие на столько времени, сколько понадобилось бы, чтобы доказать: четверть века не такой уж дряхлый возраст, как полагают некоторые! И вместо этого – такая вот неприятность!»

Коммуникационное устройство в здании связалось с кэбом.