– За ваше здоровье! – пылко провозгласил Егор Ильич.
– Нет, – икнул Пол, – теперь ты один.
– Почему все самое лучшее достается какому-то грязному русскому? – вздохнул только что подошедший тип, от которого за версту несло прогорклым маслом. – Где этот хмырь воспитывался?
– Ладно, – согласился толстяк с прилизанными волосами, – дам ему пять шиллингов, если он это сделает.
. – Добавьте еще пять от меня, – вскинулся юный знаток эпохи Тюдоров, – за удовольствие видеть его на полу.
– Это же месть! А еще образованный человек. Невежда, вот ты кто.
– Я их ненавижу, – выпалил юноша, – и не скрываю этого. По крайней мере, это честно.
– Еще десять шиллингов от меня, – сказал Пол. – Слышишь? – Он ткнул Егора Ильича в бок. – Получишь фунт, если выпьешь весь коньяк до дна. Один милый, славный фунт. – И он помахал банкнотом перед носом Егора Ильича.
– Понимаю, – сказал Егор Ильич. Он взял бутылку и повернулся к собравшейся вокруг них компании. – За ваше здоровье!
– Я тоже как-то раз был вынужден сделать то же самое, – сообщил Пол, – только я выпил бутылку водки. И при этом едва не вывалился в окно. Меня держали за ногу.
– Тогда пусть он тоже вылезет в иллюминатор, – предложил будущий профессор. – А мы подержим его за ногу.
– Месть!
Егор Ильич начал пить. Бутылка медленно, но неуклонно поднималась все выше и выше, описывая дугу, центром которой были толстые, влажные губы, присосавшиеся к горлышку. В начале бутылка занимала горизонтальное положение, в конце приняла вертикальное. Глаза Егора Ильича все время оставались закрытыми. Так уставший садовник на ярком солнце утоляет жажду холодным чаем.
– Боже правый! Он сделал это!
Юный лектор, пока еще не ставший профессором, не мог долго оставаться в стороне. Создавалось впечатление, что у него на каждый случай имеется соответствующая цитата из произведений Роберта Ченселора.
– Вот послушайте: «Что можно сделать из этих людей, если приучить их к порядку…» – только на него не обратили внимания. Поскольку, против ожидания, Егор Ильич вовсе не рухнул замертво на пол. Более того, он в своей обычной манере исполнил несколько танцевальных на, затем на секунду замер в боксерской стойке и принялся наскакивать на замершую аудиторию.
Насладившись всеобщим вниманием, Егор Ильич согнул ноги в коленях, выпятил живот, надул губы, насупился и несколько раз прошелся взад-вперед по бару, не слишком удачно копируя товарища Хрущева. Затем он перешел к пантомиме, изображающей Хрущева с маленькими девочками. Затем Егор Ильич совершил головокружительный прыжок, которому наверняка позавидовал бы Нижинский, замер, балансируя на одной ноге, послал публике воздушный поцелуй, раскланялся, громко крикнул: «Шутка!» – указал пальцем на Пола, расхохотался, горделиво поднял голову и исчез за дверью.
– Боже мой, – вздохнул Пол.
– Бар закрывается, – мрачно сообщил бармен. Пол, вспомнив про ожидающего его в каюте Опискина, еще раз горестно вздохнул и купил бутылку водки.
– А я думал, что вам уже достаточно, – заметил человек с розочкой.
– Что вы, ночь только начинается, – простонал Пол, обнял бутылку нежно, как ребенка, и побрел в каюту. Товарищ Хрущев бдительно следил за его передвижениями с многочисленных плакатов на стенах.
А юный Опискин безмятежно похрапывал. Пол растолкал его и вручил бутылку водки. Затем он вернулся в гостиную, сел на холодный стул и приготовился ждать. У него в кармане лежала небольшая книжечка стихов русского поэта Сергея Есенина, молодого парня, который в течение года был женат на Айседоре Дункан, затем начал пить и в припадке безумия написал собственной кровью прощальные стихи и повесился. |