– Мне жаль этого парня, – сказал Пол, – его единственное преступление заключается в том, что он – сын великого человека, которого вы ненавидите, причем именно за его величие, за дух свободы, которым наполнены его произведения.

– С этим мы разберемся, – поморщился Карамзин, который уже начал проявлять признаки нетерпения. – Да и с вами поговорим позже. У нас будет достаточно времени.

– Я сам пойду, – сказал Пол. – Ненавижу вульгарные сцены. Мне нести багаж?

– Этим займется Карамзин, – снова улыбнулся Зверьков. – Арестованный – лицо привилегированное.

– Я вам не носильщик, – прорычал Карамзин. Пол открыл рот. Карамзин поспешно заявил: – Ладно, я сделаю это.

И наклонился за чемоданами. Его волосы были аккуратно подстрижены и уложены. Наверное, он только что посетил парикмахерскую.

Пол и сопровождающие его лица не спеша проследовали по коридору. В вестибюле, куда уже проникал свежий финский воздух, стоял Опискин, бдительно охраняемый своими конвоирами. Он выглядел помятым, всклокоченным и безразличным ко всему окружающему. Казалось, он целиком сконцентрировался на единственной проблеме – дышать. Каждый вдох сопровождался появлением на его потерянном лице гримасы боли.

– Свиньи вы, – выругался Пол, – а не цивилизованные люди.

– Встречаются и такие, – нахмурился Зверьков, – согласен, это наша проблема. Но, что поделаешь, рожденный ползать…

Тусклое освещение коридора не способствовало укреплению боевого духа. Пол сосредоточенно шагал вперед. Сейчас все решится. Сейчас или никогда. Он сделал глубокий вдох, набрав в легкие столько воздуха, что хватило бы и для юного Опискина. Осталось всего несколько шагов. Вот уже миновали последний плакат с орущим Хрущевым. Пол замедлил шаг и начал мысленно читать молитву.

Слава богу, они были на месте. Слева и справа от входа на трап, у которого топтались вахтенные, собрались мужчины. Они ездили в Ленинград на футбольный матч и теперь возвращались обратно. Специалист по древней истории в полной боевой готовности стоял во главе группы, занявшей позицию слева. Все хранили настороженное молчание. Пол мог поклясться, что на его просьбу о помощи откликнулось не менее тридцати человек. Он даже узнал некоторые лица. На самом деле все они были единым целым – английским рабочим, но в трех десятках лиц.

– Быстрее, – забеспокоился Зверьков, – поторопитесь. – Опискин получил ощутимый тычок в спину. Один из вахтенных ступил на трап, чтобы идти впереди группы.

– Бог за нас, – спокойно сказал будущий профессор.

Он даже не повысил голос. Но по этой команде две фаланги с криками ринулись друг на друга, словно случайно разметав в разные стороны узников и их стражей. Зверьков и Карамзин вместе с конвоирами Опискина оказались зажатыми в самом центре толпы, вахтенных офицеров притиснули к поручням. Все получилось само собой, в этом не было никакого насилия. Опискин стоял разинув рот. Он не мог поверить в происшедшее.

– Быстрее! – Пол толкнул его к трапу. Поскольку к изрядно помятому Опискину еще не вернулась способность соображать, да и в мирное время он не мог похвастаться быстротой реакции, Пол швырнул его прямо на обалдевшего матроса, который все еще пытался сдержать толпу и не пускать ее на трап. Это был нормальный честный парень, который выполнял свой долг. Немного оправившийся Опискин нанес ему сильный удар в солнечное сплетение слева, после чего добавил правой ногой в пах. Он вознамерился продолжить избиение, но Пол так громко рявкнул: «Скорее! Вниз!» – что сумел перекричать шум потасовки. Зверьков и Карамзин сражались как львы, но толпа держала их надежно.

– Спасибо, парни, – крикнул Пол и побежал вниз. Опискин последовал за ним.